– Заходи, Лавренёв, заходи!
– умиротворяющим голосом произнёс Стовбурген.

– Да, секундочку!
– я тихонько закрыл дверь, боясь хлопнуть или как-то нарушить покой врача. Надеясь на понимание этого человека, я присел на стульчик у рабочего стола и, понимая, что от него зависит многое в моей "новой жизни", я готовил пламенную, эмоциональную речь.

– Ну, рассказывай!
– раскусив меня, улыбнулся врач.

– Что рассказывать?

– С чем прибыл?
– откинулся он на спинку кожаного белого стула, сомкнув пальцы обоих рук перед собой.

– Да я тут после флюса, а меня сразу сюда!

– Я понял! Не продолжай!

Врач демонстративно захлопнул ноутбук, давая мне понять, что я отнимаю его драгоценное время, но он, делая снисхождение, всё же слушает меня, засранца. Любопытствующим взглядом Стовбурген стал пожирать меня, хитро прищуривая левый глаз и украдкой улыбаясь.

– Ты ведь косарь! Я прав?

– Ярослав Владимирович, но я...

– Молчи! Я всё уже понял! Ты пойдёшь служить обратно!

– Но, вы даже моё личное дело не открыли...

– А зачем? Я и так вижу!

– Но, почему пойду служить? У меня сердце болит, и нервничаю часто, вплоть до необузданной ярости.

– Необузданной ярости, говоришь? Мне уже коллега из города Хмельницкого всё рассказал! И со мной такие штучки не пройдут! Ты пройдёшь здесь обязательный месячный курс лечения и пойдёшь служить дальше!

– Курс лечения?

– Ну да. А что тебя так смущает? По 4 укола в день, ну и таблетки для успокоения твоей необузданной ярости. Ты ведь за этим здесь?

– Э... да, но...

– Ну, вот. А потом - служить отправишься.... Ну, или в дисбат, годика на два. Для науки! Но, меня это уже мало волнует.

– Ну, доктор, прошу вас! Моя девушка скоро станет мамой! Не могу я служить, ведь обязан воспитывать вместе с ней нашего ребёнка!
– взмолился я.

Я горько заплакал и рассказал историю, похожую на ту, что услышал психиатр в Хмельницком. Ярослав Владимирович был абсолютно спокойным, лишь часто почёсывая подбородок, он хоть как-то отличал себя от памятника. Его большие серые глаза не сползали с моего помутневшего, безнадёжного взгляда.

– Ну, Лавренёв, твоя история неоригинальна! Хотя, возможно, я тебе могу предложить один вариант.

– Правда?
– воодушевился я.
– Что именно?

Ярослав Владимирович невозмутимо взял со стола клаптик бумаги и дорогой ручкой стал неторопливо водить на ней тёмно-синими чернилами. Затем, демонстративно придвинул листок к углу стола. Я с интересом взял и прочёл: "800".

– Что это?
– испуганным взором поглядывая на него, снова и снова пытался добраться до истины я, со страхом отдавая бумажку обратно.

– Это твой шанс приехать к любимой девушке.

Врач флегматично спалил бумажку и, кинув догорать в горшок с небольшим редким кактусом, продолжил:

– В общем, дело обстоит так: либо идёшь служить обратно, либо я слышу твоё согласие на моё предложение.

– Но, я не могу достать такие деньги...

– Значит, разговор окончен.

Я снова заплакал и вышел из кабинета. Санитарка отвела меня обратно, несколько осторожничая по поводу моего умонастроения.

"Всё! Надоело жить!!! Не могу!!! Не хочу!!!"

Предаваясь, грусти, я снял пиджак, перевесив его на быльце кровати.

В белой футболке с коротким рукавом меня отвели в самый дальний от моей палаты кабинет, где моя пятая точка получила первый укол.

– Что вы мне вкололи?
– спросил я, собираясь спать.

– Витамины! - улыбнулась медсестра, несколько удивившись заданным вопросом.

Унывая, я отправился в палату. Тут и услышал: "На обед стройсь!!!" Санитар прогорланил так, будто всю жизнь стоял на конечных остановках маршруток и кричал окружающим про наличие свободных мест.

– Мне тоже?
– спросил я, поравнявшись с ним.

– Ну да. Или тебе обед в постель принести, милочка?

– Я же новенький. Мало ли...

– И что?
– санитар меня явно не понимал и каждой своей фразой унижал перед остальными ребятами.

– Да просто спросил.

– Стройся! Только пиджак надень! В белухе не разрешено в столовую идти!

Ребята уже построились, а я, на ходу надевая синенький пиджачок, всунулся в середину шеренги.

И тут перед глазами всё поплыло, и я стал падать. Последнее, что помню, как ребята, стоявшие слева и справа, успели схватить меня за руки, и я не упал подбородком на пол. Вот и отключился. Сознание...