– Готов, - шепотом произнес Никитский.

И комната закружилась перед моими глазами.

– Кира, что с тобой? – Шершнев подхватил меня под руки, не давая упасть. На светлый паркет шлепнулись две темно-красные капли. На языке тут же появился солоноватый привкус.

– Ничего, наверное, давление скакануло… - опускаясь на один из пуфов, пробормотала я.

– Это не давление, - голос Зи изменился. Я едва разобрала тот набор скрипов и стрекотания, которое он выдавал за звуки человеческой речи.
– Это телепатический импульс.

Вся фигура пришельца будто превратилась в гранит. На сероватой коже проступил узор, похожий на индийские рисунки хной. Только не рыжеватый, а серебристый. Он покрывал все конечности Зи, короткую шею и лысую макушку. Только лицо оставалось чистым. Узор на первый взгляд выглядел хаотичным, но мне почудилось вдруг – еще чуть-чуть, и я смогу найти связь между отдельными элементами. Найти в хаосе переплетения линий порядок.

В тот же момент серебристые ниточки словно нырнули куда-то в нижние слои кожи Зи, а кабет отмер.

– Покажите ему пожирателя, - обратился он к нам, указывая на Алексея.

– Ты смог…?

– Да, я установил между нами связь. Все-таки это проще, чем снова повторять свой рассказ о Долгой войне. – Кажется, пришелец ничуть не шутил.

Когда Алексей немного пришел в себя, мы проводили его в подвал.

– Это она убила моего брата? – лишь наверху, глядя на изображение с камеры, Алексей задал первый вопрос.

– Не думаю, - ответил Шершнев. – Тварей много. Вероятность того, что именно наш пожиратель виноват в смерти Владимира, не так уж велика. Но мы здесь не просто для мести. Не просто для того, чтобы поймать конкретную тварь и превратить ее в ничто. Нам всем грозит вымирание, если мы не попытаемся найти хоть какой-то способ от них защититься.

– Правительство? – Мы поняли мысль Никитского.

– Нет. И тебе не советую к ним обращаться, - покачал головой Юра. – Мы – единственные, кто знает правду. Я имею в виду, что многие, конечно, догадываются, чувствуют. Ты видел все эти репортажи? Почти каждый день – одна две смерти. То там, то тут. И списать это на какую-то неизвестную банду отравителей уже не получается. Но разве хоть кто-то по телеку заикнулся о чем-то сверхъестественном? «Странные», «необъяснимые» - такие определения дают смертям. Но тон у журналистов неизменен. В нем так и проскальзывает: «Эй, ребята, да бросьте! Через месяц все вскроется. Какая-нибудь секта или плохая вода, или еще какая дрянь окажется виновата. Все под контролем. Мир немного шатается, но эти чуваки, сидящие наверху найдут рано или поздно гвозди с молотком и все подправят». Понимаешь, о чем я?

– Да, вроде. Даже если мы сейчас приведем все доказательства, нас скорее приколотят этими самыми гвоздями для лучшей устойчивости мира, чем признают существование пожирателей и иных цивилизаций.

– Вот-вот. Лучше и не скажешь, - подтвердил Буров.

– И все-таки, неужели вы просто намерены ждать и ничего не делать?

– То есть? – удивился Ярослав. – Если мы не трубим на каждом углу о тварях, это вовсе не означает наше бездействие. Пока мир раскачивается, мы ищем лекарство от заразы, поразившей его. И когда до всех, наконец, дойдет, что дело не в дурной воде или испытаниях нового биооружия, мы сможем хоть что-то предложить, кроме паники.

– План, надо признать, так себе. Но наша пятерка с самого начала не рассчитывала на быструю победу. Мы заперли себя в бестеневой комнате не для того, чтобы на завтра выбежать из нее с победными криками и волшебным устройством, избавляющим от всех проблем, - добавил Шершнев.

Пламенные речи парней отлично убедили Никитского, возможно, даже сами Ярослав с Юрой в них поверили. Конечно, в графе «цель вашего предприятия», ответ «спасение человечества» смотрится гораздо круче. Но правда состояла в том, что мы просто прятались. От тварей, от надвигающегося безумия, от собственного будущего. Просто пытались выжить. И разве в желании протянуть на пару месяцев дольше есть что-то зазорное?

В итоге Никитский только раз покинул нашу компанию - съездил в отель забрать вещи. Когда он садился в свою тойоту с выражением угрюмой решимости на лице, Маша шепнула: «Все, с концами», - но она ошиблась. Под утро Алексей вернулся с чемоданом и пачкой Коломенской пастилы, которую мы уговорили за завтраком.

И вот, по прошествие пяти дней Никитский снова выглядел так, словно готов все бросить и умчаться в далекие дали, даже не помахав нам на прощание рукой. Я отхлебнула чай, по дурной привычке не став дожидаться, пока тот хоть немного остынет. Настроение и так было паршивым, а обожженный язык приятных впечатлений от жизни вовсе не добавил. Поэтому я не удержалась от несколько саркастического:

– Ты ждешь от меня честного ответа или предпочтешь, чтобы я промолчала?

Мужчина понятливо кивнул, но все же ответил:

– Знаешь, после того, как умер мой брат, все стало словно четче. Будто раньше в моей голове тихо, почти неслышно работал какой-то механизм. Колесики вращались, пружинки сжимались-разжимались, вся система была смазана и подогнана. Не идеально, конечно, но очень близко к тому. А когда я понял, что Вова лежит на дорожке и не дышит… Не так. Что он никогда больше не будет дышать, какой-то маленький винтик выскочил оттуда, и весь механизм заскрипел. И я начал замечать этот скрип, эти шестеренки и трубочки. Я просыпался утром и говорил сам себе: «Сегодня плохой день» или: «Тебя ждет отвратительный день». Только так.