Шрифт:
– Ни в коем случае.
– Ренато, маленький Ренато вернулся уже взрослым инженером. Как же вы хороши, Ренато! Наверняка находите меня старым и никому не нужным, да и бедным к тому же. Почти как церковная мышь. Моя профессия, как политика, в ней мало преуспевают люди порядочные, а я так и не смог вылечиться от этой наследственной болезни. Порядочным был мой дед, отец, и я, а также, будь у меня сын, то и он несомненно, оказался бы требовательней и бедней меня, хотя теперь это вряд возможно, – жизнерадостно смеялся он.
– Если ваше несчастье в этом, то мы скоро все исправим. У меня много работы для вас, – дружелюбно и великодушно предложил Ренато.
– Что? Как? Надеюсь, вы не обременены бумажными делами, – забеспокоился добрый Ноэль.
– Я ничем пока не обременен, но полагаю, кое-что следует исправить, и вы можете мне в этом помочь.
– Можете рассчитывать на меня в любое время.
– Вы уже это доказали, и сердце мне подсказывает. Не случайно я постучался в двери вашего дома. Не знаю, откуда у меня была такая уверенность, что вы примете меня в любой час, и я злоупотребил вашей добротой. По правде говоря, я почти не был в Сен-Пьере. Все дни я провел с матерью в Кампо Реаль.
– Кстати, как сеньора Д'Отремон поживает? – поинтересовался заботливый старый нотариус.
– Со своими вечными недомоганиями, но кажется лучше, чем когда-либо.
– Она знает, что вы пришли навестить меня? – спросил Ноэль нерешительно.
– Ну, не совсем.
– Но она согласилась? Я имею в виду, согласна ли она на мою помощь, которую я, по-вашему, должен оказать?
– Разумеется, согласится, когда узнает. У меня едва нашлось время поговорить с ней о двух-трех делах, а помимо этого еще много дел.
Нотариус Ноэль смотрел в сторону, пока единственный слуга ставил между ними оловянный поднос с двумя стаканами ром-пунша. Это национальный напиток малых Французских Островов, сладкий и ароматный, как эта щедрая земля. Словно семь цветных колец, семь полос разных ликеров наливалось в него, не смешиваясь: зеленый изумруд мятной настойки, лакомый коричневый какао-ликер, красный рубин кюрасо, желтый топаз шартреза, прозрачный анис, опал бенедиктина и золото ароматного и горячего рома. Преодолевая смущение, старик поднял бокал:
– За вас, мой друг, и ваше счастливое возвращение в родные края.
– За вас и нашу Мартинику, Ноэль.
– Нашу? Вашу, сын мой, – весело заметил Ноэль. – Думаю, по меньшей мере, половина острова, а может и больше, принадлежит вам. Но не нужно гордиться или краснеть. Пока что вы не виновны ни в дурном, ни в хорошем.
– Я признаю оба утверждения, как и свою фамилию.
– Так говорится. Мне нравится ваша твердость. Откровенно говоря, вы приятнейшим образом меня удивляете, как Д'Отремон… вы Д'Отремон с ног до головы, а возможно, лучший из них.
– Смиренно и без хвастовства я мечтаю заслужить ваши слова. Но приступая к самому сложному вопросу, мне нужны достоверные беспристрастные сведения. К счастью, я понимаю, это несложно. Речь о Хуане Дьяволе. Думаю, его продолжают так звать, и не без причины.
– Да, Ренато. К несчастью, наш Хуан Дьявол оправдал свое прозвище, печально известное в бедных кварталах города. Не знаю, известно ли вам, что он исчез в тот же день, когда вас отправили во Францию, но мое расследование оказалось напрасным. Долго я не слышал о нем. Потом мне пришлось уехать. Дела работы и семьи направили меня в Гвиану, где я провел несколько лет. Когда я вернулся, ходили слухи. Случилось несколько мелких скандалов. Тогда я поехал повидаться с ним.
– И что? – разволновался Ренато.
– Ничегошеньки нельзя было сделать. Хуан не желал меня видеть и слышать. Мне он ничего не должен, это правда; даже думать нечего. Ведь в действительности я ему не помог, когда он нуждался. Сегодня он хозяин своей жизни, грубый и дикий, как пират прошлых веков. У него есть злополучный корабль, что-то вроде артиллерийского рыбацкого судна. Не знаю, каким образом он добился у губернатора Гваделупе разрешения заниматься незаконными или подпольными делишками, которые сами идут к нему в руки. Временами Хуан подобен землетрясению. Любая потасовка в таверне, вымогательство, скандал в Сен-Пьере – и везде он как-то замешан; но то ли ему везет, то ли он обладает какой-то дьявольской хитростью, но пока что никому не удалось засудить его.
– Невероятно, – задумчиво пробормотал Ренато. – Хуан, Хуан. Подумать только, мой бедный отец…
Не закончив мысль, он встал и шагнул по ветхой комнате, нахмурив брови, упрямый и взволнованный. Педро Ноэль подошел, положил ладонь ему на руку:
– В этом мире не все можно изменить. Ренато, послушайте доброго совета, забудьте о Хуане. Забудьте о нем.
– Откуда ты идешь?
– А? Что?
Намереваясь повесить обратно на стул черную накидку, Айме, захваченная врасплох, застыла и отпрянула от дверей спальни сестры, к которой бесшумно подошла. Она вздрогнула, когда Моника резко подняла голову и схватила за руку, но ей хватило хитрости и изворотливости, чтобы скрыть изумление, и она улыбнулась, придав словам незначительность: