– Я испугала тебя? Думала, ты спишь.

– Это ты испугана.

– Я? С чего бы? Какая глупость, я вошла, чтобы…

– Чтобы оставить мою накидку, уже вижу. Поэтому и спрашиваю, откуда ты идешь. Зачем ее взяла. Ты не ответишь мне?

– Конечно. И незачем так все усложнять. Я иду из сада, где немного подышала воздухом. Я задыхалась несколько часов. Ненавижу вежливые приемы под люстрой гостиной, с мамой и твоим пристальным взглядом, как будто хотела меня испепелить, когда я улыбалась Ренато.

– Никто не упрекал тебя за это, – сурово возразила Моника.

– Как хочешь, спорить не буду. Уже поздно и лучше нам поспать. Вот твоя накидка, и прости, что взяла ее без твоего разрешения.

– Зачем ты брала ее? Ведь ты задыхалась от жары.

– Ладно, прости, – недовольно извинилась Айме. – Я больше не возьму твоих тряпок. Больше этого не будет. Довольна? Ну, с миром и спокойной ночи. Других монастырь смягчает, а ты стала невыносимой. Еще хуже, чем раньше, хотя и тогда хватало.

– Айме! – упрекнула Моника.

– Спокойной ночи, сестра, – кивнула Айме, удаляясь. – Успокойся и засыпай. У меня нет больше желания спорить.

Моника застыла с черной накидкой в руках, с беспокойством и подозрением глядя ей в след. После многочасовых слезных молений она чувствовала себя спокойней. Ее пальцы ощупывали смятую накидку, холодную и сырую, которая источала острый аромат пляжа, селитры, йода и дикий аромат водорослей; и почему-то подумала о мужском лице, которое увидела сквозь решетки окна, о высоком лбе, дерзких глазах, чувственном рте, и прошептала:

– Этот мужчина, ужасный мужчина. Зачем он пришел в наш дом? Зачем искал сестру? Зачем же, Боже мой?

14.

Резкие шквалы ветра, несущиеся с моря, мотали керосиновую лампу, которая распространяла взмахами крыльев желтоватый свет над головами игроков, собравшихся в таверне порта Сен-Пьер.

– Сдавай карты! Ставлю все на бубновую даму. Почему не идешь? – торопил Хуан грубого мужчину напротив.

– Погоди. Погоди, мой остаток не такой как у тебя. Тебе придется дополнить, – заметил противник.

– Забери остатки. У меня больше нет.

– Впервые слышу, что ты так говоришь, Хуан Дьявол. У тебя нет больше и неоткуда достать?

– Клянусь Сатаной! Я поставил «Люцифера» против твоего корабля! – оживленные лица участников вечеринки еще сильнее склонились над грязным столом, с плохо сколоченными досками, а сильные кулаки яростно сжимались. Они сидели за крайним столом самой гадкой таверны порта – гнездо шулеров, контрабандистов, шлюх и пьяниц. Вокруг стола, где два белокожих человека поставил на кон все, стояли и другие лица цвета гуталина и янтаря, кудрявые головы африканцев и свисающие прямые пряди бронзовых лбов индусов. Негры, китайцы, индейцы, мулаты – закваска Сен-Пьера, горькая и ядовитая пена, которая выносит наверх отходы всех нечистот, все пороки, невзгоды, человеческие вырождения.

– Принимаешь или нет? – настаивал Хуан.

– Мой остаток больше твоего, – упрямо твердил противник.

– Поэтому я уравниваю ставку. Мой «Люцифер» дороже твоей ветхой лодки. Но не важно, я принимаю. Бросай карты! Или испугался и теперь хочешь идти на попятную?

– На корабли нельзя так играть. Надо принести бумаги.

– К черту бумаги! Есть десять свидетелей. Мое судно «Люцифер» против твоей лодки!

Круг еще сильнее сузился. Люди повисали на двух мужчинах, готовых поставить все на грязную карту. Никто не заметил вдалеке приближение изящного дворянина, наблюдавшего за сценой. Молодой, хотя ему было двадцать пять лет, но он казался моложе из-за безбородого лица, светлых и прямых волос, живых и умных ясных глаз рано развитого мальчика. Старый моряк, сопровождавший его, указал на Хуана, и тот приближался, не отрывая от него взгляда.

– Ставка! – решился наконец противник Хуана.

– Тогда бросай последнюю карту. Быстро!

Противник Хуана побледнел. Длинные пальцы ловкого и удачливого шулера спешно тасовали толстую колоду карт, сноровисто перекидывая ее из одной руки в другую. Можно сказать, он ласкал их, околдовывал, подчинял себе, и в конце концов, быстро начал бросать их одну за одной, образуя две кучки, напевая:

– Двойка треф. Шестерка червей. Четверка бубей. Пятерка пик. Дама, но трефовая. Король пик! Я выиграл!

– Ложь! Ты сжульничал! – взвыл Хуан. Молнией нож Хуана пригвоздил к столу руку мошенника, который рвал и метал, ослепленный от боли и бешенства. Один из приятелей бросился на Хуана, но тот мощным ударом сбил его с ног. Возникла суматоха от тычков и криков:

– Он прав! Это жульничество! – утверждал один.

– Ложь… Ложь! Это не жульничество! – отрицал другой.

– Полиция! Быстро! Полиция! Беги, Хуан, идет полиция!

– Держите его! Не дайте сбежать! Не выпускайте его! – стояла неописуемая неразбериха, но Хуан не терял ни минуты. Горстями он засовывал в карман свои деньги, перевернул стол, перепрыгнул через упавшее тело противника и побежал к окну, выходящему в море.