Шрифт:
— Следуйте за мной, нэх, — кивнул стражник.
Трой сам читал те дневники Аэньи, что хранились в библиотеке рода Солнечных. И, так же как Яр, сразу узнал тяжелую дубовую дверь с бронзовым орлом. Вошел — и встретился взглядом с невысоким, хрупким и так странно похожим на Аэньяра мужчиной, порывисто поднявшимся ему навстречу из-за стола.
Все заготовленные заранее слова вылетели напрочь, оставив только одно:
— Аэньяр?..
— В относительном порядке. Вас проводят, нэх. Мы поговорим позже, сейчас вы ему нужнее.
Слов благодарности тоже не нашлось, Трой только кивнул, вышел обратно в коридор, где ждал стражник. Тот, похоже, слышал приказ нехо, потому что без вопросов повел куда-то коридорами замка. Как оказалось — в библиотеку.
В тишине библиотечной анфилады негромкий голос Яра звучал отчетливо, размеренно… и странно. Идя на него, Трой внимательно прислушивался, пытаясь понять, что не так. И лишь войдя в этот зал, один из последних, понял: в голосе сына все эмоции были словно приглушены, хотя обычно он читал или обсуждал прочитанное куда более живо. А потом он вслушался в слова.
— «Кетта, при всем ее равнодушии ко мне и к будущему ребенку, была гораздо честнее. Эти же… Ведь ее отец ясно сказал: внучка ему не нужна, он хотел бы забрать ее лишь для того, чтобы использовать, как племенную кобылу для своего рода. И я прекрасно помню его слова о том, как он собирался воспитывать ребенка: „чтоб глаз поднять не смела и против воли старших идти даже не думала“. Мою дочь! Когда нас с Кэльхом вызвали на Суд Чести, я, честно говоря, сдержался только невероятным усилием воли, и лишь потому, что Ткеш стал мне родным, не хотелось превратить его в пылающие руины». Кречет, ты можешь представить себе его чувства? Аэно был воспитан в почтении к женщинам, как к дарительницам жизни и боевым подругам, а тут такое…
— Не могу, — признался кто-то незнакомым хрипловатым голосом, в котором явственно проскакивали урчаще-потрескивающие нотки.
Тот огневик, Лито Ворон, — понял Трой.
— И чем все закончилось?
— Сейчас. А, вот, нашел, слушай. «Конечно, нэх Орта посоветовала мне не дергаться понапрасну, никто бы Маю этим земляным не отдал. За что стоит Кетту поблагодарить, несмотря на всю ее придурь, так это за продуманный договор. Когда я его впервые читал — руки чесались потрясти дуру, подписавшуюся на полное отречение от прав на ребенка. Но Кетта дурой не была. Она и из дома и рода бежала в пустыню именно потому, что знала прекрасно нравы своих родичей. И того же, что пережила сама, своей кровинке не желала. А если уж никак нельзя без рождения вырваться из ловушки, то ребенка она обезопасила, как могла. Отказ Кетты полностью передавал дитя под мою ответственность и в мой род. А я, выбрав для нее род Солнечных, пусть и неосознанно, по наитию, отрезал роду ее матери все пути к получению опекунства. Так что когда мы прибыли в Фарат и на суд, Давр Кирка был очень неприятно удивлен, когда ему все это подробно разъяснили».
— Да уж… Так, постой… — в голосе Ворона проскользнуло что-то такое, что Трой понял: учуял. Дальше таиться — только хуже делать. И он вышагнул из-за стеллажей, нашаривая взглядом сына.
Они сидели рядом. У него екнуло сердце: сколько раз и он, и Рисс сидели вот так же, когда Яр был маленьким, а сколько — когда подрос? Несопоставимо. И непростительно! И сейчас его сын ищет утешения и защиты у старшего товарища, а не у него…
— Папа?..
Сердце защемило до боли: не «отец», как почти все последнее время, снова «папа», как в детстве.
А Ворон этот оказался умным малым. Только глянул — и испарился, утек не хуже водника. Нужно будет потом поблагодарить и его тоже, за все, включая спокойствие сына. Это Трой додумывал, уже сев на нагретый диван, обнимая Яра, крепко и бережно.
— Я тут.
Сын вцепился в его плечи, напряженный, словно струна, дышащий рвано и тяжело.
— Папа, ты приехал…
И разревелся, горько-горько и тихо, с силой уткнувшись лицом в полу отцовского плаща. Тот ничего не говорил: знал, Яр сейчас не услышит. Только гладил по спине, чуть покачиваясь, грея… Да, именно грея. Окутывая своей силой, теперь — абсолютно осознанно. Давал выплакаться, прийти в себя, отдышаться от напряжения, в котором его малыш жил… сколько? Наверное, уже слишком давно. «Держал лицо», как его любимый герой и пример для подражания. Сейчас было можно, все можно.
Кто-то прошагал по каменному полу там, вдали. Трой чутко отследил это, но шаги как появились, так и исчезли. Их не беспокоили, и он зашарил по карманам, нашел платок, сунутый туда дома по какому-то наитию. Вспомнил, как в детстве часто утирал зареванную мордашку?
— Держи.
— Спасибо, папа, — Яр вытер глаза и яростно высморкался, словно досадуя на себя за сырость. Чуть отстранился и внимательно посмотрел на отца. — Ты выглядишь усталым. Прости, что уехал и бросил тебя один на один с проблемами.
— Ты все сделал правильно — мне как раз не хватало такой вот затрещины, чтобы глаза открыть, — слегка усмехнулся Трой. Осторожно поймал руки сына, прохладные, чуть подрагивающие, сжал в ладонях.
— Это ты меня прости. За Ниирану. За Эфар.
— Тебя я никогда не винил, — Яр бледно улыбнулся. — В конце концов, если бы ты не женился на… ней, меня бы не было.
Заминка в его речи сказала Трою куда больше, чем любые слова.
— Она… Зачем она приезжала? Что вообще случилось?