— Белый? — наконец не выдержал кто-то из огневиков. — Что у тебя за срочные новости?

— Всего одна, — серьезно ответил тот. — Знакомьтесь. Это — Керс.

На том тут же скрестились все взгляды, недоверчивые, но с какой-то внутренней готовностью принять, если окажется правильным. Как принимали раньше, когда приводили, так же, порой привозя на сиденьях своих роллеров, порой выдвигаясь парами, без слов говоря: с ним можно ехать наравне, он — достоин.

— Керс? — резкое, как щелчок дерева в костре, имя, явственно чувствующаяся сила — и отсутствие прозвища, хотя огненный молодым не выглядит, скорее, чуть постарше самого Белого.

Удэши не удержался, фыркнул смешливо: ну какое у него может быть прозвище, если имя — это оно и есть? Керс — это след от молнии, расщепившей дерево.

— Керс, — подтвердил Белый. — Удэши. И моя пара.

Рыжий окинул взглядом их удивленные лица и засмеялся, легко и свободно. И тем легче, чем больше голосов вливалось в его смех. Его приняли. Да, сначала изумились, не поняли, но… Поглядели и приняли, потому что не он и Белый горели — один костер на двоих пылал, белоснежный, ослепительный. Путеводный, потому что место Белого — во главе, на острие.

— Вперед! — кличем, и сорвались с места, выстраиваясь походным порядком.

Запели, подхватили искры костра ветра, выметнулся из-под руки конь, крылатый, стремительный. И роллеры помчались вперед, в ночь.

Охранять дорогу от всего плохого, что могло на ней приключиться.

========== Глава 18 ==========

Кто б сказал Яру раньше, что в такое сложное время будет совсем по-детски обижаться, дуться, словно малыш, которому не дали желанную игрушку, он бы не поверил. Считал себя взрослым, неспособным на такое — как же, почти шестнадцать уже! Да Аэно в его годы!.. Но вот дулся и обижался на Янтора: удэши, ненадолго возникший в Эфаре, строго-настрого запретил ему соваться к Оку, и Стражу запретил его туда вести.

— Не ко времени. Рано.

И снова исчез — он в Эфаре почти и не появлялся, пропадая на чужих землях, где не было больше собственных удэши, практически единственный из старших детей Стихий, вмешиваясь, влезая по самую макушку в политику.

Нехо Аилис сказал, что его появление в Круге Чистых вызвало у некоторых настоящую истерику, а уж когда выволок в Круг же заспанных, еще ничего не соображающих толком удэши, Лакмаль, хозяйку студеного северного моря, и её супруга, Тарваша… Шума вышло много, но он очень быстро стих. Поначалу они лишь слушали, эти странные, зыбкие, будто полупрозрачные удэши: морская пена и барашки на волнах, подхваченные соленым свежим ветром. Но, стоило им немного прийти в себя, стало ясно: именно от них Неаньял унаследовал склонность к хладнокровным интригам, таящуюся под внешней легкомысленной хрупкостью.

Яр хотел бы увидеть это все своими глазами, отчаянно сожалея, что не родился хотя бы на пяток лет раньше. Сейчас был бы уже взрослым! Кречет посмеивался: куда, мол, так торопишься, дурачок? Еще успеешь наглотаться взрослых проблем по самое горлышко, иди лучше, по городу с Кэлхо погуляй!

Аэньяр пламенел ушами и сникал. Отношения с Кэлхо были странными. В компании с сестренками-Кошками, Стражем или стайкой ровесников она легко соглашалась гулять с ним, бродить по ближайшим горным кручам, учила находить путь даже на отвесной скале, беречь дыхание, не бояться расщелин и пропастей. Но остаться наедине — ни в коем случае. Она даже провожать себя до дома не разрешала, если никого рядом не было из «облеченных доверием» взрослых. Это Яра угнетало.

Он не понимал: это горские обычаи, о которых он до сих пор знал постыдно мало, или же она просто считает его не более чем другом? Спросить бы кого… Но что, к нехо, что ли, с таким идти? А кэтэро Даано, единственная, к кому можно было явиться, не сгорая от стыда, уже уехала. Она в Иннуате только из-за него и задержалась на всю весну и лето, обучила-таки сдерживаться, чуять, когда вот-вот плеснет, выбирая до донышка.

Одно время Яр подумывал подойти к этне Кетте, она ведь тоже местная. Потом вспомнил: она из долинных эфараан, может важных мелочей и не знать. Вот и мучился, неприкаянный. Амарис, которому на названного братца смотреть аж больно было, помалкивал — Яр с ним своими проблемами не делился, а без спросу в чужую жизнь лезть — нельзя, это нехин усвоил твердо. Все, что мог сделать, это пытаться отвлечь, заполнить появившееся после отъезда кэтэро время. Полазить по скалам — уже вдвоем, даже на Птичью сводил; поучиться обращаться с самострелом; посидеть в библиотеке вместе с умиротворенно дремлющим Кречетом.

Тот, после полного принятия Стихии окончательно разленился, все больше или читал, или дрых, если не был занят делами в городе, работой или огненными плясками. Айлэно только смеялся, махнув на ученика рукой: пусть надремлется вволю. К зиме так наспится, что будет готов хоть с гор снега отрясать, лишь бы что-то делать.

Вот и сегодня, закончив разбирать с этином Кемайо несколько полок с самыми ветхими книгами, Аэньяр взялся было читать очередной том, но понял, что не сможет. Нет, было интересно, как и всегда, но зудело внутри, словно одинокая пчела залетела и бьется в грудь.

— Амарис, пойдем куда-нибудь? — взмолился Яр, откладывая дневник и поглядывая на сосредоточенно листающего что-то нехина. — Хоть на Птичью, а?

— Там сегодня ветрено, — со вздохом предупредил тот, отложив учебник. — Ползти придется, удовольствие то еще. Может… М…

Он задумался: пытался вспомнить что-нибудь подходящее, куда Яра еще не водил.

— Да хоть куда! — Яр попросил бы его отвести к Оку, но ослушаться Янтора не мог. Не мог, и все тут. Хотя точно знал, что с Амарисом Отец Ветров по этому поводу не говорил.