– Я еще не определилась, нравится мне или нет.

Он посмотрел на нее так, что ей захотелось сжаться и прикрыться руками.

– Справедливо.

День девяносто третий; 1:01

– Ты боишься метел.

Она поджала губы и бросила на него сердитый взгляд.

– Я не боюсь метел. Они мне просто не нравятся.

– Почему? Какая же ведьма не любит полеты на метле?

– Вот эта.

Он усмехнулся, сжимая и разжимая на древке свои длинные пальцы. Ей тут же в голову пришли совсем другие мысли о том, что эти самые пальцы могут вытворять, и Гермиона отвлеклась значительно сильнее, чем ей бы того хотелось.

– Так ты не можешь летать?

– Конечно могу. Я посещала основной курс полетов в Хогвартсе, – в конце концов, таковы были требования. Я не могу исполнять все те… трюки, что делаешь ты, но летать в состоянии, да.

Она скрестила на груди руки, и Малфой похлопал ладонью по метле.

– Спереди или сзади, Грейнджер. Сегодня луна тусклая, нам надо шевелиться, пока еще видно хоть что-то.

Гермиона действительно не могла жаловаться. Она не любила перемещения по воздуху, но всю эту беготню по лесам просто ненавидела. Малфой поступил умно, прихватив с собой метлу и наперед подумав об их передвижении, но Гермиона все никак не могла избавиться от нервозности, связанной с предстоящим полетом. После первого курса она поклялась самой себе, что никогда больше на метлу не сядет.

Вздохнув, взобралась на древко позади Малфоя, которого тут же крепко обняла. Она снова касалась его, и ей так это нравилось, что даже было смешно. Ни один нормальный человек не должен испытывать такого урагана в животе от прикосновения к другому индивиду… это попросту угрожало физическому и психическому здоровью.

– Ты там застыла, как кирпичная стена.

Она и правда несколько напряглась.

– Вовсе нет.

Гермиона умудрилась расслабиться на целых две секунды, когда метла начала свое движение.

Малфой то ли рассмеялся, то ли закашлялся, то ли резко выдохнул, и они взлетели. Не так высоко, как, ей казалось, он мог бы их поднять, – но ведь надо было помнить о магглах. И это обнадеживало… чем ниже они летели, тем безопаснее было падение. Хотя Гермиона знала, что Малфой хорош в воздухе: она достаточно видела его в деле. Так что всё, что ей оставалось, это держаться.

– Ты пытаешься убить меня? Мерлин… – Малфой оторвал ее ладонь от своего живота и переместил выше, туда, где ему было не так неудобно.

– Руки на метлу!

И вот тогда он рассмеялся. Сволочь.

День девяносто четвертый; 00:12

– Мне кажется, это никогда не закончится.

Малфой пребывал в своем притихшем и медитативном состоянии, в котором полностью ее игнорировал и терпеть не мог, если Гермиона обращала на него внимание. Однако сегодня она не была настроена ему потакать. Он лежал на жестком полу, – до этого что-то рисовал там на карте какой-то страны, ведь нормально писать ручкой на стене не получалось, – и следил взглядом за тем, как над его головой работал вентилятор, по крайней мере, создавалось именно такое впечатление. Прибор вращался с перебоями и, трясясь, издавал звук рух-рух – отчего Гермионе казалось, что сейчас этот агрегат сорвется и снимет с нее скальп одной из своих деревянных лопастей.

Она устроилась возле Малфоя, достаточно близко, чтобы соприкоснуться с ним плечами и бедрами. И тоже уставилась на вентилятор, который всё крутился и крутился, и думала о том, каким далеким и одиноким Малфой выглядел в такие минуты. Будто она могла быть Богом, который еще не вдохнул жизнь в этого мужчину. Ее это странным образом пугало. Холодило внутренности и оставляло пустоту внутри.

– Я думаю, мы приедем, найдем эту девушку, и окажется, что она отдала его своей сестре, которая передала его приятелю, который сдал его в магазин, а тот в свою очередь продал его какому-нибудь богачу в Тимбукту, который подарил его своей бывшей жене, живущей на другом конце света. Естественно, она проспорила его хорошему другу хорошего друга, который передал его безымянному прохожему, который может быть где угодно, и единственное доступное нам описание будет «Темные волосы, карие глаза, средний рост».

Она постучала пальцами по животу, остро ощущая руку Малфоя, лежащую рядом и только что коснувшуюся ее. Его мизинец, на ее бедре.

– Всё это не звучит обнадеживающе, и, полагаю, большинство знакомых были бы удивлены моим настроем. Но мы так далеко зашли и… и создается ощущение, что у этой истории не будет конца. А мне столького не хватает. Я скучаю по дому, по своим друзьям, по семье, по своей палочке. Мне не хватает понимания того, что вокруг происходит. Не хватает… всего. И чем дольше я двигаюсь, тем сильнее кажется, что я никогда не вернусь. Мы никак не можем приблизиться, Малфой. Оказываемся всё дальше, дальше и дальше.

У Гермионы бывали тяжелые дни. Дни, когда она просыпалась утром и не знала, что ей делать с собой и со своей жизнью. Такие моменты наводили тоску и угнетали даже нормальных людей, что уж говорить о таких, как она. О людях, которым было необходимо знать. Гермиона боялась неизвестности. Так сильно боялась. И была самой смелой девушкой, которую он когда-либо встречал.

– Я просто… – она сглотнула, покачала головой и уронила руки.

Ее левая кисть соприкоснулась с его правой и скользнула ниже, задевая ткань его брюк. Гермиона вспыхнула и попыталась вернуть руку на живот, но Малфой не дал. Обхватил, сжал, переплел свои пальцы с ее так, что не осталось ни миллиметра пустого пространства, и его холодная ладонь прижалась к ее теплой коже.