Что касается Лана, то он редко бывал на ферме. За те три года, что мы провели в Мельничном Городе, у него появилось много друзей, и каждое утро кто-то из них приходил к нам и звал Лана играть в футбол или собирать хворост для маленькой крепости. Он всегда соглашался. Несколько раз я пыталась пойти с ними (я ведь всегда так делала), но другие мальчики ясно дали понять, что они не хотели, чтобы в их компании была девочка. Лан всегда вступался за меня, но я видела, что ему было неловко, поэтому я перестала ходить с ними.

Впервые я проводила большую часть времени одна, без Лана. Я знала многих девочек из дневной школы, но я не чувствовала себя хорошо в их компании. Если бы они знали, что я тринадцатый ребенок, они бы вели себя точно так же, как и все мои братья и сестры на Хельванском Побережье. Я была уверена в этом. Даже если я по-настоящему подружусь с кем-нибудь, кто не будет обращать внимание на все это, - я все равно могу погубить их, когда я стану плохой.

В основном я все время проводила на крыше, которая находилась прямо над крыльцом. В конце коридора было окно: через него можно было забраться в маленькую нишу, которая находилась совсем рядом с кладовкой. Я часто просиживала в этой нише: меня можно было увидеть только с земли, и то только если знать точно, где именно надо искать. Ренни никак не могла найти меня, и я могла спокойно сидеть на крыше и думать, или читать, или писать в маленьком дневнике, который мне прислала мне на мой девятый день рождения моя сестра Диана.

Когда мама приехала, стало гораздо веселее: наступила осень, и мы с Ланом пошли в четвертый класс. Сказать по правде, мы с Ланом были в пятом классе по истории и естествознанию, и меня также отправили в шестой класс по чтению, потому что я хорошо умела читать и писать сочинения. В Мельничном городе было не так строго с разделением на классы, как на Хельванском побережье: там никто не обращал внимания на то, какие у нас знания по предметам, и все одногодки учились вместе. Здесь же с нами училась семилетняя девочка (она была, как и мы, в пятом классе по естествознанию) и несколько мальчиков, которые были старше нас (они не очень хорошо знали арифметику, и поэтому их отправили в четвертый класс).

Всем было очень интересно, что нас ждет на четвертом году обучения. Первое занятие у нас должна была вести мисс Окиба - она преподавала в большинстве классов в дневной школе. В четвертом классе мы должны были учить теорию магии и историю. Мы не изучали настоящие заклинания до десяти лет. Занятия по магии были единственными уроками, где нас не разделяли, потому что никто из нас не мог знать больше других. Правда, если кто-то будет отставать, его вполне могли оставить на второй год. Но вряд ли кто-то это будет делать: магия была слишком важной частью нашей жизни, и к ней просто нельзя было относиться равнодушно. Даже если мы так и не станем настоящими магами и не сможем использовать ни одно Главное Заклятие - магия все равно может спасти жизнь тому, кто окажется за Великим Барьером.

Обычно четвертый класс делили на три группы, но на первое занятие по магии нам всех отправили в большую комнату, которая находилась в самом конце школы. Мальчики сидели в одной стороне класса, а девочки - в другой, поэтому я не могла быть рядом с Ланом. Я выбрала себе место перед доской, рядом с Дебби Буковски: там я могла спокойно видеть доску, и мне не надо было вытягивать шею, выглядывая из-за чьей-то головы.

Доска в классе мисс Окибы была наполовину заслонена большой картиной в резной раме. Там был изображен лес из возвышающихся сосен, который тянулся до самого берега озера. Прямо на краю картины можно было заметить людей и палатки, которые располагались рядом с водой, и три шершавых пня, которые остались от срубленных деревьев.

– Эй, Кристен, знаешь, для чего это?
– громко спросил какой-то мальчик, указывая на картину.

– Нет, не знаю!
– крикнула в ответ светловолосая девочка, которая сидела прямо передо мной.
– А если бы и знала, то тебе не сказала бы.
– Она обернулась к своей соседке и добавила немного тише:

– Моя сестра училась здесь в прошлом году, и он думает, что она мне обо всем рассказала.

– А она что, ничего не сказала?
– спросила вторая девочка.
– Неужели ты ее ни о чем не спрашивала?

– Конечно же спрашивала, - отозвалась Кристен.
– Но она сказала, что у мисс Окибы не бывает одинаковых уроков, поэтому и говорить не о чем.

– Я слышала, что она никогда не отмечает присутствующих и никогда не смотрит на список класса, но при этом она всегда знает, кого не было, - сказала девочка, которая сидела по другую сторону от Кристен.

– Ш-ш-ш! Она идет.

Когда мисс Окиба зашла в класс, шум немного утих. Мисс Окиба села за стол и открыла маленькую книжку в голубой обложке. Она совсем не обращала на нас внимания, и через пару минут все снова заговорили. Помню, мне стало интересно, сколько это будет продолжаться? Неужели так пройдет весь урок? Вдруг прозвенел звонок, возвещающий начало нового учебного дня.

Тут же мисс Окиба захлопнула книгу и встала. Шум начал утихать, но недостаточно быстро. Мисс Окиба выждала пару секунд, а потом подняла левую руку и сказала совершенно спокойно:

– Тишина.

Галдеж тут же прекратился. Я видела, как шевелятся губы Джека Мюррея, но он не мог сказать ни слова. Мы все широко раскрыли глаза от удивления, а потом обернулись к мисс Окибе. Мы ничего не слышали: не было никаких шорохов и скрипов. Во всем мире для нас теперь существовал только тихий голос мисс Окибы, который говорил вот что: