Шрифт:
— Да, — только и всего. Это всё, что я могу выдавить из себя.
— Я никогда не слышал, чтобы Сэм так… грустно отзывалась о тебе. Она расстроена. Что у вас произошло?
Нат, ты ведь — Умник. Пойми сам. Заодно и мне расскажешь. Потому что я не понимаю, что у нас, на хрен, происходит. Моих сил хватает лишь на то, чтобы устало пожать плечами. Натаниэль закрывает глаза и кивает, мол, так я и знал.
— Прости, Нат. Я понятия не имею, что за херня творится.
— Расскажи мне всё с самого начала, может, нам с тобой удастся решить пару тройку твоих проблем, — улыбка друга заставляет меня почувствовать себя живым. И я решаюсь рассказать всё с самого-самого начала. Начиная со смерти матери, впихнув в середину смерть моей девушки — Джуди, и заканчивая тем, что мать Саманты винит дочь за смерть её брата, а сама она является любовницей моего отца, которого я собственноручно убил год назад, после чего сжёг тот самый особняк, возле которого недавно было совершено покушение на пятерых парней, которые являются одногруппниками Сэм. Да, я и вправду вместил все эти события почти в одно предложения, добавив напоследок ещё кое-что важное — я разговаривал с мёртвой бабулей, в тот момент, когда Саманта стояла неподалёку от нас (меня) и тряслась от увиденного, так как я разговаривал сам с собой. Ах, да! Ещё и шкатулка, которую мне нужно открыть! Как же я мог забыть о ней? Да, я рассказываю всё это снова, уже второй раз. Может, Нат поможет найти ответы на мои вопросы?
— Так, стоп, — он тяжело вздыхает, и я понимаю, что даже для Умника это — слишком. — Физика по сравнению с твоими проблемами — дерьмо собачье.
Я впервые слышу, чтобы он ругался таким образом. Натаниэль всегда был в нашей компании самым милым парнем, который никогда в жизни бы не сказал дурного слова. И сейчас мы сидим друг напротив друга, и я улыбаюсь так искренне, как уже давно не улыбался. Я понимаю, что мой друг взрослеет. И это, на самом деле, хорошо. Я вспоминаю, что его День рождения уже послезавтра. Я понятия не имею, что ему подарить, и решаюсь подарить день тишины. Вряд ли праздник сейчас уместен, если учесть недавнюю смерть его матери.
Боже. Кругом сплошная смерть. Даже подумать об этом страшно.
— Я всё понимаю. Ну, то, что ты по уши в какашках, — Нат говорит привычное мне детское ругательство, от чего я издаю смешок. — Я всё усёк — твою мёртвая бабушка, которая явилась тебе в голову после репортажа, подстроенного копами с целью отыскать тебя. Я понял, что тебе предстоит найти мать Сэм, вместе с самой Сэм. Это понятно. Но кое-что ускользнуло от моего понимания. Что. За дерьмо. Происходит. У вас. С Сэм? — он отчеканивает каждое слово с секундной паузой между ними. Я испуганно таращусь на друга, понимая, что оставлю его вопрос без ответа. Я опять пожимаю плечами и слышу, как Нат начинает рычать. Но через пару минут тишины, и его слишком шумного скрежета в голове (шестерёнки крутятся, наверное — Нат громко думает), мой приятель округляет глаза.
— Боже. Вот это да!
Он выглядит так, словно выявил какую-то очевидную формулу по физике, и поражается, почему величайшие умы общества не додумались до этого раньше.
— Это же так просто. На поверхности лежит, — продолжает он, коварно ухмыляясь в мою сторону.
— О чём ты?
— Кью, — Нат смеётся. — Ты ведь влюбляешься в её. На самом деле.
— Да иди ты к чёрту.
На самом деле, любовь — слишком громкое слово. Слишком неправильное. Слишком непозволенное. Но, кажется, это на самом деле случается.
Боже.
Нет.
Неужели, снова?
========== Глава 13 ==========
Меня разыскивает полиция, которая — явно не ошибочно — думает, что я причастен к смерти своего отца. Не ошибочно. Это кристально чистая правда. Именно поэтому мне так нужна помощь Сэм, вернее, деньги, которые отец завещал её матери. Я нуждаюсь в них. На самом деле, мы все в них нуждаемся. А семье Ната — вернее, тому, что от неё осталось — я нужен. С этой суммой мы проживем пару лет, не меньше. За это время я встану на ноги, устроюсь на работу, надеясь откупиться от полиции. Это даст мне возможность жить нормально, найти работу, содержать семью.
Семью.
В голове грохает мысль: «Нат и Ари — моя семья». И я понимаю, что это правда.
С каких пор я начал думать о семье во множественном числе?
С каких, блять, пор, в состав семьи вхожу не только я один?
Ариэль спасла меня от одиночества. Не Нат. Не — упаси Господь — Рэджи. Это сделала Ари. Своими словами, жестами, объятиями. Своим тёплым взглядом. Своей улыбкой, такой понимающей — невозможно понимающей — для десятилетнего ребёнка. Я верну ей маленький должок. Она спасла меня — я спасу её. У ребёнка должно быть светлое будущее, хорошее образование, и как можно меньше грустных мыслей. Ариэль многое пережила за последний месяц. А я виню себя за то, что меня не было на похоронах Мисс Хэррингтон.
Сегодня Нату исполняется восемнадцать. С этого дня он официально может сидеть в нашем пабе и пить пиво. Раньше он делал это по знакомству. Теперь всё будет законно.
Не думайте, что совершеннолетие — хорошо. Наоборот. Многие из нас, достигнув этого возраста, мечтают вернуться обратно в детство и увалиться в песочницу своей голой попкой, не думая о том, что происходит вокруг. Я рад за Ната, и одновременно сочувствую ему. На его плечи за последний месяц свалилось слишком много тяжелого груза. Я, конечно, помогаю ему разгрузить всё это, но, изредка приправляя голову друга своими собственными проблемами и загадками.
Мы с Сэм не разговариваем вот уже два дня. Хотя, мы с ней даже не видимся. Она живёт в своём доме, даже в гости не заходит. Да и зачем? А я стою с Натом в университетском буфете и решаю, какую булочку следует купить, и стоит ли вообще брать стандартный обед или нет. Я думаю об этой девушке слишком часто. Я пытаюсь отвлечься, но понимаю, что каждый раз, если закрыть глаза больше, чем на секунду — её образ начинает резать меня изнутри.
Натаниэль знает, что вся надежда на его день рождения — придёт она или нет.