– Мы пришли, - вывел его из задумчивости голос служительницы. Девушка остановилась возле вычурной вогнутой двери, которая выглядела так, будто по ней нетерпеливо лупил ручищами великан. – Настоятельница тяжело переносит свой… своё бремя. Даже сейчас, в эту самую минуту, она сражается за свою жизнь. Поэтому… не утомляйте её долгими расспросами. Позвольте ей говорить свободно, и она сама скажет всё, что вы хотите услышать.

Осветитель понимающе склонил голову и прошествовал в полутёмную комнату. Окна были занавешены плотной материей, не позволяя ни единому лучику проникнуть в обитель мрака и навредить жившей там больной. Пахло травами, маслами и кровью. Всё помещение было заполнено замершей печалью и болью, и их кислый привкус появлялся на губах посетителя уже спустя минуту, а в слюне образовывалась неприятная горечь. Но не в случае Саратоха Монтоги. Его, как часто бывало, подобные неприятности облетали стороной. Осветитель равнодушно кивнул заражённым унынием двум служительницам, хлопотавшим возле кровати, на которой, также огороженная от постороннего мира занавесями, сидела женщина. Если можно было так назвать обмотанный платками и тряпками силуэт с коричневой коркой вместо лица. С запозданием одна из служительниц протянула женщине маску, но та в знак протеста подняла дрожащую руку.

– Не думаю, что господина, повидавшего смерть и ужас, напугает мой вид, - проскрипела она.

И она была права, однако Саратох всё же поймал себя на мысли, что вид у настоятельницы далёко не пикантный. Другой бы уже распрощался с обедом, каким бы скромным он ни был. Повреждения внешних тканей оказались колоссальным. Бесформенные тряпки не позволяли оценить весь масштаб трагедии, но Осветитель слышал, что женщина потеряла руку, зрение и чувствительность ног. Почти восемьдесят процентов её тела было обожжено, и настоятельница испытывала ежеминутные чудовищные боли, которые глушились целебными мазями, настоями и магией. Чудо, что она выжила после таких ранений. Или… проклятье.

– Я писала девяти старейшинам Lux Veritatis, а они прислали только кандидата? – выдавила пострадавшая, вперив взгляд белесых глаз чуть левее посетителя. – Ваш орден так и не научился проявлять уважение к Церкви Терпящей.

– Мне жаль, но вы сами знаете, что руководство ордена слишком занято. На их плечах висит ответственность за благосостояние всего человечества. Но у меня, простого Осветителя, нашлось время выслушать вас, настоятельница.

Женщина попыталась улыбнуться, но зрелище вышло жутким. Она и сама знала, что старейшины редко покидали свои покои, даже когда их звали на приём короли. И те не могли их заставить, ибо Церковь всегда имела власть даже над правителями королевств. А сейчас, когда один из старейшин Лангзама отошёл в мир иной и по всему ордену ходили волнения, кто же займёт освободившееся место, руководству Lux Veritatis тем более не было дела до какой-то выжившей с её тайнами и откровениями. И, по мнению Саратоха, зря, потому что именно такие незаметные мелочи зачастую оказываются весьма важными. Поэтому он, вместо того чтобы, будучи одним из кандидатов на роль нового старейшины Лангзама, быть там, где его могли заметить и оценить, отправился на встречу с настоятельницей.

Ведь это чудо, что она выжила, а чудеса надо лицезреть воочию.

– Я рада, что на мой зов откликнулся кто-то мудрый и опытный, - произнесла женщина. – Оно и к лучшему. Вы уже успели расспросить моих служительниц?

– Отчасти, - ответил мужчина и, попросив разрешения сесть, поставил стул напротив говорившей. Краем глаза он заметил выглядывавшие из-под кровати бинты с прилипшими к ним кусочками кожи. Простыня в некоторых местах была заляпана пятнами бурого и ржавого цветов. В ноздри вновь ударил запах чего-то кислого. – Я прочитал письмо, написанное под вашу диктовку. А также мне известно, что после ужасного пожара вы много лет лежали без чувств и проснулись лишь несколько месяцев назад.

– Мой дух обитал на границе жизни и смерти. Эта бесконечная агония, окружённая жаром и ядом, - женщина закашлялась, и служительница подскочила к ней со стаканом.

– Вам нельзя много говорить, настоятельница, - пролепетала девушка. – Ваши связки не пригодны для многословных бесед. Ограничьтесь парой слов в минуту.

Настоятельница жадно припала иссохшими губами к поднесённому стакану. Сделав пару глотков, она сплюнула кровавую слюну. Саратох молча ждал, обдумывая, что ещё слышал от потрясённых пробуждением полумёртвой женщины служителей. На каждом углу шептались о том, что настоятельница, до этого имевшая острую интуицию, после трагедии открыла в себе дар предвидения.

– Терпящая вернула её к жизни, даровав ей великую силу, - говорили одни.

– Что-то грядёт. Возможно, новое вторжение. И нам послали эту святую для защиты, - вторили другие.

Слова «чудо», «дар», «святая» они вставляли в предложения так часто, что Осветитель перестал прислушиваться к ним. Единственный способ узнать правду – выслушать саму женщину.

– Старейшина умер пятнадцать дней назад, и всё это время в ордене бардак, - настоятельница покачала головой. – От чего он умер?

– У него было больное сердце.

– И поэтому он покончил жизнь самоубийством?

Саратох и бровью не повёл, хотя правду о смерти старейшины знал узкий круг людей, и недавно проснувшаяся женщина на другом конце королевства едва ли могла входить в него.

– Извините, я не удержалась. От вас исходит такое недоверие, что мне невольно захотелось поребячиться и удивить вас чем-нибудь, - сказала настоятельница. – Конечно, тот факт, что я знаю об этом, не доказывает все те бредни, которые обо мне распускают служители.

– Это вовсе не бредни, - подала голос одна из служительниц, стоявшая в стороне с кувшином наготове. – Все эти слухи кажутся невероятными, но поверьте, господин Монтоги, у настоятельницы дар! Она предвидела беду в моей семье, и только благодаря её словам мы смогли предотвратить несчастье.

– Я здесь не для того, чтобы проверять способности вашей настоятельницы, - холодно прервал её Осветитель. – Меня интересует тема, поднятая ею в письме. Я здесь только ради этого.

– Извините, - девушка неловко потупилась.