Вот оно что! Я читала (да и видела своим глазами), что огонь королей имеет особый цвет, но то, что существуют разные варианты, не написано ни в одном бестиарии. Значит, белое пламя было только у Сайтроми и Сат’Узунд, и больше никто из Спустившихся не способен высечь даже искру этого серебристого обжигающего великолепия. Интересно, как много людей знают об этом?

– Входи, не стесняйся, - поторопила меня старушка, но всё с тем же доброжелательным выражением на лице. А ещё говорила, что это люди лицемерны.

– Я бы… - замялась я, пытаясь подобрать более вежливую фразу. А потом плюнула на этикет и сказала прямо. – Я гость или пленник?

Мне ведь нужно надеть маску в соответствии со своей ролью. Или, наоборот, воспротивиться ей, если она меня не устроит.

– Не то, не другое.
– Старушка понимающе ухмыльнулась.
– Ты боливица(2).

– Если вы о ноге, то всё в порядке. Она скоро сама заживёт.

– Ах, тяжело с тобой будет. Поражена даже больше, чем я думала. И о чём только твой отче думал? – она менее терпеливо махнула рукой. – Входи.

– Я… не могу.

Зиявший проход пугал меня до дрожи. Он казался одновременно огромным, как скала, и крохотным, как норка кролика. Неужели опять голодные галлюцинации? Но тут же ощутила невидимую удавку на шее и догадалась, в чём дело. Я боялась не того, что ждёт в гостях у Спустившейся. Меня к ней не пускал мой озлобленный спутник, уводивший ранее от деревень и гнавший на открытые площади. И свою боязнь замкнутых пространств и многолюдных поселений он внушал мне.

В глазах старушки я прочитала свою смерть, если только не послушаюсь её. Как будто оказалась меж двух огней, и меня тянули в разные стороны, разрывая на куски. И снова выбирал кто-то другой, и мне лишь приходилось послушно ждать, чья воля в итоге победит. Я приложила огромные усилия, чтобы сдвинуться с места, но мой невидимый попутчик ещё сильнее надавил на меня. После пары шагов я ослабела и повалилась на колени. На что же это было похоже? На бессознательный неконтролируемый страх, пронзающий грудь и сковывающий мышцы. Мне было почти физически больно представлять, как я переступаю порог.

– Кажется, я и в самом деле больна…

– Ах, вот оно что, - задумчиво протянула старушка, нависая надо мной. – Я и не заметила твоего наездника. Как неловко получается. Придётся тебе пожить здесь.

– Пожить здесь? – я ошарашено воззрилась на неё снизу вверх.

– Да, карата(3). Прямо на этом квадрате. Когда ты обживёшь его, переберёшься на соседний, что ближе к двери. А потом ещё ближе. И так до тех пор, пока до соседнего помещения не доберёшься.

– А нельзя его как-то изгнать? – я вскочила на ноги. – Очень уж мешает…

– Изгонятье возможно, но мне способ не известен. Всё, что в твоих силах сейчас, - поставить зазнавшегося гостя на место, - и, заметив мои сомнения, добавила. – Обдумываешь, на кой оно тебе сдалось, да? Вот только, уйдя от меня, куда ты пойдёшь со своим наездником? И в чей дом сумеешь зайти, когда он окончательно укрепится в тебе и сделает своей рабыней?

Несомненно, старуха была права. Я довела себя до обморочной стадии голода только лишь потому, что не имела сил заглянуть по пути в деревеньку. И всё из-за него, невидимого попутчика, чтоб он был «здоров»!

Вот только мне совершенно не нравилось, что эта странная Спустившаяся вдруг взялась нянчиться со мной. Лечить, как она это называла. Ей-то какое дело, от кого или чего я откинусь? Чай не принцесса какая-нибудь, чтобы мне на поклон идти, да и едва ли старушка меня таковой считает.

– Как мне называть вас?

– Дай подумать. На какое имя я хорошо отзывалась в последний раз? Попробуй Юдаиф. Если не услышу твой зов, придётся вспомнить другое.

Что за глупость? Имя для любого Спустившегося имеет сакраментальное значение: только то, которое они получают при рождении, могут почувствовать или даже услышать на расстоянии. Я никак не сумею дозваться этой женщины, если буду озвучивать чужое для неё имя.

– Но ведь…

Однако старуха уже скрылась за дверью.

Это было странное чувство: попасть в добровольно-невольное распоряжение чокнутой уроженки Нижнего этажа. В самую пору зароптать на несправедливый поворот Судьбы, залить пол слезами горечи и тоски, вопя о невыносимости собственной доли, но… вот беда: для героя драматической пьесы я чувствовала себя слишком опустошённой и обессиленной. Было всё равно, где и что со мной происходит. Я смирилась с нынешним положением дел так легко и непринуждённо, потому как у меня не было иных планов, не было целей и важных занятий. Куда брела до этого мгновения? Что вынуждало меня переставлять ноги? Да ничего. Я – та ещё прожигательница жизни. А потому одним небрежным махом внести в своё расписание незапланированную остановку в гостях одинокой старухи оказалось внезапно простым делом. Никакие страхи, муки совести и сомнения не терзали при этом. Ну, разве что поначалу…

Единственное, что действительно расстраивало, так это необходимость жить в прихожей. Я не привередлива, но когда меня зовут посидеть за столом с чашкой чая, а я из-за каких-то неведомых глупостей остаюсь под ним, как робкая собачонка, это… хм… бьёт по самолюбию что ли?

Почти полторы недели я провела в небольшой комнатке перед входной дверью, заболевая от скуки и отчаянья. Мои медленные продвижения угнетали ещё больше, чем невидимый попутчик, озверевший от моих отчаянных попыток сопротивляться его воли. Чувство бесконтрольного ужаса стал в эти дни для меня почти родным. Стоило продвинуться вперёд, представляя, как переступаю порог жилища старушки, а меня обдаёт уютом и ароматом свежей выпечки, под ноги бросается какая-нибудь маленькая гаденькая зверушка и трётся о ноги, а с потолка свисают колокольчики и приветливо позвякивают, как меня поглощала паника. Она, определённо, была не моей, но внушала настолько, что коленки тряслись, а в груди шумно плясало изнурённое сердце.