– Скажи ему! А иначе потом я не захочу выделить время на встречу с ним!

Мне плевать, Король Сайтроми или нет! Я была его единственной, невозможной дочерью, которую он сам позвал. Что за ерунда творится в его голове, если он верит, что может поманить меня рукой, а после дать пощёчину? А если на это была обоснованная причина (а об этом я тоже успела подумать), отчего не передать её вместе с подданным? «Ты попадёшь под удар, обожди» или «Lux Veritatis взял мой след, я не знаю, когда оторвусь». Да как угодно! Если не побоялся прислать своего с сообщением, значит, не так уж тяжело его положение.

Я просто не понимала, что происходит. Это выбивало меня из колеи. А ещё невыносимее было думать, что единственный шанс разобраться сбегал от меня.

– Как ты… держишь меня? – выпалил Спустившийся, резко дёргаясь назад. – Ты не можешь коснуться моей плоти! Это невозможно!

Я ещё крепче сжала пальцы, и рукав затрепетал в моей ладони. Он, как и сам хозяин, стремился распасться на дым, улетучиться, но моя хватка не пускала его. Я не услышала ответа, а потому не могла позволить единственной возможности связаться с отцом растаять.

Моё упрямство разозлило Спустившего. Он оправился от изумления и дёргал руку яростнее. Хотя я тоже была сердита и не намеревалась отступать, мои силы были скудными. Мощным телодвижением противник оторвал меня от земли и по дугообразной с размаху ударил о стену. Из меня вышибло дух, и в этот момент он сбежал. Ещё какое-то время я просто лежала, кусая губы от досады и мысленно ругаясь.

В голове сделалось как-то пусто. Я бегун, которому в конце вообще не дали никакого приза, а требовать не оставалось душевного настроя. Или же…

Я поднялась и прислонилась спиной к стене. Ох, ну и пустая моя черепушка! Как можно так игнорировать очевидное? Зачем просила Спустившегося передавать моё сообщение Сайтроми, если и сама могла достучаться до него! Ведь только сегодня раздумывала о магии имён…

Но выстреливать поток слов сейчас, на горячую голову, было бы безрассудно. Мне следовало обдумать, как вкратце выразить всё то, что осадком осело на сердце.

Что-то в этом мраморном горшке было неправильным. Я смотрела на работу мастера и видела, в каких местах не достаёт орнамента. Закончить его я не могла, поскольку в руках держала тупой инструмент. Таким только колбасу кромсать, а не с мрамором работать. Вместо завитушки отколю ручку или трещину пущу. А мастер потом в ужасе за голову схватится, сетуя, что я полезла со своими поправками в его творение. Но ведь он сам дал мне в руки молоточек, чему же теперь удивляться?

– Мне всё ясно, Сайтроми, - в полголоса произнесла я, закрывая глаза и представляя, что собеседник в паре шагов. – Очевидно, что замысел твой мне не понять, пока я не располагаю нужным количеством деталей. Это вовсе не значит, что меня не задевает твоя попытка уйти от разговора. Двадцать лет для меня – чудовищно большой срок, хотя ты чувствуешь время иначе и не понимаешь этого. Сайтроми, - повторила я, не уверенная, сколь много слышит Король после произнесения его имени вслух, - я останусь в городе ещё на сутки, но потом уйду.

Вот только сама не была уверена, что через день заставлю себя покинуть Байонель. Пока я тут и уверена, что отец может в любой момент передумать и включить меня в свой план, исполнить обещанное будет непросто. Зато теперь я понимала, что делать, и эта мысль охладила мой пыл. Потухать так же быстро, как и возгораться – великая особенность белого огня. По себе знала, что это такое.

Но это вовсе не означало, что я успокоилась окончательно. Злость всё ещё клокотала где-то на задворках, пока я бесцельно бродила по улицам.

И тут мир взорвался во второй раз, но только теперь по-настоящему. Оглушающая волна врезалась в уши, а в следующую секунду земля неуклюже накренилась набок. Звуки разбежались в разные стороны, словно перепуганные лесным пожаром зверьки, и меня обступила пугающая тишина. Зато было слышно, как колотится о рёбра сердце, да как звенит где-то в висках. А в следующую секунду я обнаружила себя обнимавшей землю, испуганно дрожавшую под пальцами.

Ладонями я ощутила новый толчок, и на моих глазах по стене дома впереди поползла трещина. Закрыв уши руками, я попробовала встать, но по спине что-то с силой ударило.

Звон раскалывал голову, но когда я очнулась, поняла, что он мне только мерещился. В воздухе летала густая серая пыль, а руки и лицо были перепачканы в крошке. Лоб был тяжёлым и не хотел отрываться от земли. Не отпускало ощущение, будто меня завязали в несколько узлов сразу. Спину ломило, и я не сразу поняла, что на меня что-то навалилось.

Спустя бесконечно долгий звон я переборола слабость и через силу выползла из-под придавившей меня черепицы. Рухнувшая крыша лежала опасно близко от меня. Где-то недалеко слышались крики и плач. Царапая кожу о рассыпавшийся камень, вытянула ноги из-под обломков. Сосуды в носу лопнули, и я вытерла кровь с лица. Лента в волосах тоже приказала долго жить, и теперь чёрные пряди лезли в глаза. Почему-то мне тут же вспомнилась дорожная сумка, оставшаяся, по всей видимости, засыпанной.