– Клянусь отомстить за вас.

Глава вторая

О том, что Андрей уехал в Донецк, Катя матери не сказала, хотя разговаривала с ней почти ежедневно по скайпу. Иногда Любовь Петровна интересовалась, как обстоят дела у Андрюши работе. Катя ограничивалась коротким "хорошо" или "все нормально". Однако с каждым днем ей все труднее удавалось бодрое настроение, полностью зависевшее от разговора с Андреем. Обычно, звоня ей, он всегда спрашивал: "Это Катя?" и тут же представлялся: "Это Андрей" или "Это Родин беспокоит". А когда она звонила, он отвечал: "Родин на проводе". Вот только не всегда получалось у него с шутками из Донецка. А однажды она отчетливо услышала взрыв, после чего связь оборвалась. От обморока ее спас его новый звонок, он весело сказал, что это сапер на занятиях подорвал учебную мину. Но от этого объяснения ей не стало легче, она поняла, что опасность его поджидает на каждом шагу.

Чуткое сердце матери быстро уловило, что у дочери не все хорошо, и она надумала немедленно съездить к ней, тем более что муж должен был приехать домой поздно. Дочь она решила не оповещать заранее, а нагрянуть незвано. Для зятя она давно присмотрела у мужа кожаный портфель с тысячью отделений и карманов с ремнем через плечо и с цифровым замком. В кладовке таких портфелей было несколько, так что одним меньше, одним больше, заметить будет не возможно. Кроме портфеля она прихватила несколько записных книжек и пишущих ручек: он же склонен к писательскому делу, все ее подарки ему пригодятся. Несколько раз она ловила себя на том, что зять ей нравился, и ей даже импонировало его противостояние мужу тем, что ему абсолютно чуждо чинопочитание и лакейство, характерное практически для всех побывавших у них гостей. Лебезили даже перед ней, а то и больше, чем перед ним. Но и мужа она понимала: сопляк вздумал ему, главе правительства, перечить абсолютно во всем. Насколько Любовь Петровна помнила, Андрей ни в чем не был согласен с мужем, доведя того тем самым до белого каления. Его крик "Вон из моего дома! И чтобы я тебя никогда здесь больше не видел!" до сих пор звенел в ее ушах. За месяц, прошедший после и встречи, муж ни разу сам не поинтересовался не только, как обстоят дела у зятя, но даже дочерью. Будучи уверенным, что она терпит большие материальные лишения, он не раз повторял: "Ничего, поголодает, пообносится, сама прибежит с поджатым хвостом. Если узнаю, что помогаешь ей, нарвешься на неприятности".

Но и сейчас она, помимо указанных в списке вещей, сунула в карман джинсов пятьдесят тысяч рублей, которые дочери не помешают.

Что-то привлекло ее в словах диктора по телевизору. С тех пор, как она узнала будущую фамилию дочери, она всякий раз вздрагивала при слове "родина". Она глянула на экран, увидела два обитых красной материей гроба со стариком и старушкой, погибших, со слов комментатора, при обстреле украинскими боевиками, выступавшего человека с седой головой, затем камера переместилась на плачущую дочь покойных в черном платке и внучку с застывшими глазами с черной повязкой на русых волосах, после чего камера остановилась на зяте и внуке погибших, воюющих с первого дня войны, и тут у Любови Петровны перехватило дыхание, когда камера, продолжая двигаться, задержалась ... на Андрее, представленным внуком Петра Алексеевича Родина, проделавшим большой путь для вступления в ряды ополченцев. Выронив подобранный для матери Андрея костюм, Любовь Петровна опустилась на стул и зашептала: "Господи, господи, что же будет с Катей, если его убьют? Она же с ума сойдет с горя. А как же этому будет рад Толик. Узнает, что Андрей в Донецке, будет бога молить, что бы его там убили. Господи, за что же мне такое наказание?".

Она не была верующей большую часть своей жизни. Отец ее, слесарь станкозавода, был коммунистом по убеждению, мать, экономист того же завода, ходила в церковь лишь в дни смерти родителей и иногда на Пасху в зависимости от погоды. Стать богомольной или изображать таковую Любовь Петровну заставили должности мужа еще до того как его назначили президентом, а когда он им стал и затем главой правительства, то она просто обязана была быть верующей и выдающейся общественно - политической деятельницей, кем являлась и по сей день. По образованию она была экономистом социалистической системы ведения народного хозяйства, что никак не подходило для общественной работы жены столь высоких рангов в капиталистической России. Поэтому для нее были подобраны сферы деятельности, не требующие особых знаний, с одной стороны, и имеющие широкий и важный спектр влияния, с другой, например, в духовном воспитании молодежи и приобщении ее к культуре и религии. При этом любое ее желание тотчас исполнялось и широко освещалось средствами массовой информации и щедро оценивалось наградами. Их у нее накопилось такое множество, что не знаешь, куда их девать. Каких только наград у нее нет: и орден святой Ольги от патриарха России, и высшая итальянская награда за развитие культурных связей между российскими и итальянскими городами, и за вклад в развитие праздника Дня любви, семьи и верности, и. премия Кирилла и Мефодия и еще много всего, не всегда ей понятно, за что.

Но вся эта ее кипучая деятельность была ничем по сравнению с ее профессией любящей матери, чему она отдавала всю себя. При этом она все делала, чтобы личная жизнь дочери стала лучше, чем у нее. На первое место тут она ставила любовь, а не материальную выгоду и карьеру, как это было у нее с мужем. Они учились в одной школе, но в разных классах и были знакомы, но не более того, во всяком случае, с ее стороны. Ей очень нравился парень из ее класса, казавшийся ей идеалом во все отношениях: красивый рослый общительный, не отличник, но и не посредственность, а главное, не бабник, как другие с его данными. Она пыталась с ним подружить, но так и осталась для него до окончания школы просто одноклассницей. Была согласна пойти с ним в один вуз, но он сразу после выпускного вечера уехал в Севастополь в морское училище. После него ей никто по настоящему не нравился, но она была молода, кровь иногда вскипала, да и порноиндустрия сделала свое дело, и однажды она не сдержалась, после чего вообще превратилась в старую деву, ни на кого не глядя, да и ей никто не объяснялся в любви. Сделал это Толик Волков, когда ей было уже двадцать четыре года. Она не видела его несколько лет и, встретив случайно, обрадовалась, как любому из школьных знакомых. С удовольствием приняла предложение пойти в кафе, где давно не была. Он мало изменился: остался чуть ниже ее, зато прибавил в весе, как и тогда, был аккуратно одет и причесан, все явно говорило, что неплохо устроился в этой новой жизни. За столиком на двоих она узнала, что он окончил вуз, собирается поступать в аспирантуру защищать частную собственность перед государственной. Спорить на эту тему она не стала, а выяснила, что он не женат. На вопрос, почему, он, покраснев, признался, что влюблен в нее чуть ли ни с первого класса, но боялся сказать об этом. Оказалось, все время после окончания школы он не выпускал ее из виду. И только сейчас решил подойти и, наконец, объясниться. Она ничего ему не пообещала, но от новой встречи не отказалась. Они стали встречаться, поженились, и она вдруг ожила, найдя смысл жизни в продвижении его карьеры, наплевав на свою. Прежде всего, она занялась его внешностью: заставила заняться спортом, а именно штангой и бодибилдингом. Он раздвинул плечи, выпрямился, появилась талия, перестал семенить. Вычитав, что многие голливудские актеры повышают рост с помощью хитрой обуви, она изучила эту хитрость в интернете и сумела увеличить рост мужа аж на целых семь сантиметров, сделав его заметно выше ее. Через знакомых ей удалось устроить его в мэрию Ленинграда, где он познакомился с будущим президентом. С большим трудом она сблизилась с его некоммуникабельной женой, во всем ей потакая, и добилась таких же взаимоотношений их мужей, похожих на контакт минуса с плюсом, в котором минус нисколько не проигрывал, лишь выигрывал, меньше вкалывая. Когда плюс неожиданно стал президентом, по истечении положенного срока он назначил минуса своим преемником, по-прежнему оставаясь неоспоримым плюсом.

Должность первой леди страны лишь обострила заботу Любови Петровны о дочери и, в первую очередь, о предотвращении ее знакомств с корыстолюбцами и подхалимами. К ее радости, лучшей подругой Кати с детсада осталась очень скромная и умненькая девочка Даша из простой семьи без отца. Чтобы дочь заметно не выделялась нарядами, Любовь Петровна под всевозможными предлогами и ухищрениями одевала и Дашу. Разумеется, мечтала она и о хорошем женихе дочери. Иногда муж называл ей сына того или иного министра или олигарха, но она, выведав о нем из разных источников, как правило, нелицеприятное, все делала для предотвращения его знакомства с дочерью. А появлению Андрея в жизни дочери она обрадовалась. Несмотря ни на что.

"Но только не это!" - шептала она, глядя на экран телевизора уже без Андрея, не зная, что имела в виду: его возможную там гибель при вступлении в ополчение. Посмотрев на настенные часы, - без четверти час, - она быстро оделась во все темное и, вызвав водителя, отправилась в не раз проверенную церковь, где можно было помолиться незамеченной. Там она купила одну самую большую свечу и несколько свечей поменьше, большую поставила за здравие Андрея, остальные за здравие дочери, мужа и за упокой отца и матери. Оставшиеся свечи поставила за здравие незнакомой матери Андрея и за убиенных в Донецке его дедушки с бабушкой и погибших там русских людей.

Подходя к дому Андрея, - дом Кати она не могла даже мысленно выговорить, - она взглянула на пятый этаж: два окна светились, но их окна или нет, она не знала, - и набрала в подъезде на домофоне номер их квартиры. На быстро отозвавшийся незнакомый женский голос она назвалась мамой Кати и прямо-таки увидела остолбенение на незнакомом лице, судя по затянувшейся паузе и изменившемуся голосу:

– Заходите, пожалуйста. У нас пятый этаж.

У лифта ее встретила одного с ней возраста и чуть повыше ростом стройная с завидной девичьей фигурой женщина со спускавшимися ниже плеч густыми темно русыми волосами и овальным миловидным лицом с такими же, как у Андрея, как голубыми глазами, а ее ноги стала обнюхивать черненькая с бежевой окантовкой вокруг шеи крохотная собачка. Еще раз поприветствовав, женщина представилась Полиной, на что в ответ Любовь Петровна охотно назвалась Любой, сразу почувствовав себя свободнее. Она первой вслед за собачкой вошла в открытую дверь квартиры. Там, раздевшись, она, несмотря на протесты хозяйки, надела тапочки и проговорила с улыбкой: