Предводитель никтов не стал церемониться и рывком поднял его в воздух. Грог полетел, как ему показалось, прямо на колья.

— Твое время вышло, — с улыбкой молвил Бангладор, наблюдая за тем, как он кувырком покидает свою тюрьму.

Никты подхватили его на подлете, прижали к земле, привязав к ошейнику две толстые веревки, и потащили в сторону леса. Там, на опушке, стоял каменный алтарь. Чуть поодаль на траве сидел Га-Рок. В руках у шамана был длинный загнутый кинжал с узким лезвием, выточенный из чьего-то ребра. Грог отчаянно зарычал, понимая, к чему все идет.

Вскоре он очутился на каменном блоке. Никты натянули веревки. Предводитель прижал к плите его задние лапы. Обездвиженный и напуганный, Грог едва мог дышать, краем глаза наблюдая за действиями некроманта. Бангладор в эту минуту принимал лезвие из рук никта-жреца, шепча какие-то слова. Затем Га-Рок взял с алтаря кисточку и деревянную пиалу, наполненную черной жижей, и щедро смазал игольчатый наконечник.

— Хватит скулить, — не оборачиваясь, произнес Бангладор. — Неужели ты и впрямь думал, что я про тебя забыл? Нет, Грог. Дырявой шкурой ты не отделаешься.

Грог задержал дыхание, когда чародей поднял лезвие. Последнее, что он увидел, лежа на боку — строй раскидистых лиственниц. Зеленые кроны мягко шелестели на ветру. В воздухе витал запах луконита и болотной тины, которой пахла жижа. Последовал удар, и он взвизгнул, ощутив укол в левый бок. Жгучая боль нарастала, парализовав тело. Лишаясь сознания, он подумал о потерянных навсегда друзьях, о том, как дорого ему обошлась чужая жадность и о том, что он стал пешкой в какой-то игре, в которую не хотел играть. Вместе с тем он понимал, что это не конец, а лишь начало жуткого пути в мире Ниргала, который приведет его к гибели.

3-й месяц весны, 23 день, Каденциум

Позднее утро

Кассия сидела на кровати и смотрела в пустоту. Серебряная тарелка была зажата меж бедер. Камиза валялась бесформенной кучей на полу. В зареве свечей тускло сверкала ее кожа, напоминавшая полированный мрамор. Глубоко вздохнув, она сильнее сдвинула ноги, чувствуя, как острые края артефакта вонзаются в тело. Ощущение боли пришло не сразу. Едва на ковер заструилась кровь, она опомнилась и ослабила нажим.

Отложив тарелку, Кассия поспешила к полке с мензурками, схватила бутылочку из персикового стекла и залпом выпила лечебный эликсир. Раны на бедре мгновенно затянулись. Оглянувшись на бурую лужицу, въевшуюся в пышный ковер, она покачала головой. Перестаралась. В последние годы это случалось все чаще. Нестерпимое желание причинить себе боль возникало внезапно. Обычно виной тому была тоска и одиночество, но только не в этот день. Обученная счету и письму, она поневоле ждала и встречала его каждый год в конце весны. В этот день страдания приходили всегда, вне зависимости от душевного состояния.

Подхватив с кровати свитую из конопляных стебельков куклу, Кассия подошла к смотрильне. Незатейливая игрушка легко умещалась в ладони и была похожа на девочку с косичкой, талию которой перехватывала черная лента; легкая и приятная, не в пример воспоминаниям.

Встав напротив смотрильни, Кассия поняла, что второй день недели обязательно будет паршивым. Так случалось, когда размытое отражение в листе бронзы казалось ей страшным. Оттуда на нее смотрело бледное привидение с короткими каштановыми волосами и глубоким шрамом на левом плече. Поворотившись, она поднесла к лицу куклу и вдохнула пряный аромат сухих трав. Запах напомнил о детстве, и желание насилия над собой вспыхнуло с новой силой.

Насколько странной была такая жажда крови, мог судить лишь тот, чья жизнь текла в том же русле, что и ее. Юные годы она провела в непрерывной борьбе среди обожженных солнцем полей и опасных лесов. Покинув долину Лендлорда, она думала, что в городе ей будет легче, но жизнь в Готфорде оказалась еще хуже. Фергус помог ей оформить пропуск, нашел работу и кров, но на этом власть ополченца закончилась. Дальше пришлось все делать самой. В их закостенелом мире каждый был на своем месте, живя и умирая под крышей родного дома. Переход из одной общины в другую был настоящим испытанием. Только города-гиганты, такие как Асматур, Аксакол и Старград, с населением в сотни тысяч жителей, охотно вмещали всех отовсюду. Готфорд же был ничем не лучше любого другого маленького городишки. Жители лишь со стороны напоминали большую дружную семью, готовую помогать незнакомцам. Случайный странник на постое, который уже завтра покинет твой дом, не вызывает раздражения. Другое дело жить с чужаком под боком много лет. Жители будут видеть в нем вражеского разведчика, некроманта, обманщика и одному Ниргалу ведомо кого еще.

Восемь лет назад, став служанкой на побегушках у Ходда, она увидела изнанку этого города. Богачи и воры едва не вытряхнули из нее дух, насиловали, резали и гнобили так долго, что боль постепенно перестала для нее существовать. Жизнь превратилась в череду схваток за еду и кров. В логове воров, где она превратилась в пленницу, ни Фергус, ни сам Вульфгард, не могли ей помочь. Выживать приходилось в одиночку. Благо тогда у нее уже был опыт, и она быстро показала обитателям воровского поддворья на что способна.