— И самый дешевый. За четыреста лет на него пока никто не жаловался.

Оливер передал ей оружие и побрел в кусты, на ходу потягивая яблочный напиток. Шанти тем временем посмотрел на Анабель. В облике крестьянки преобладали мальчишеские черты, но это не делало ее менее привлекательной. Выпрямив спину, девушка стояла напротив и смотрела по сторонам. На усыпанном веснушками лице застыла умиротворенная улыбка. Так было всегда, когда погибал очередной монстр.

— А тебе понравилось, Шанти? — спросила Анабель, переведя на него взгляд.

— Ты была прекрасна, как всегда.

— Дай угадаю. Как луна, да?

Шанти не вполне понял, что она хочет этим сказать, но все-таки кивнул, коснувшись взглядом вздымающейся груди крестьянки. Потом робко заглянул в глаза.

— Тебе сукупус нужен? — мягким голосом спросила Анабель, выдержав его взгляд. — Возьми. Он тут, за поясом.

Она развела копья в стороны и подалась вперед. Шанти не сразу отреагировал на приглашение, а когда все-таки решился дотронуться до кушака, та молниеносно развернула свое копье и легонько шлепнула его плоской стороной наконечника по щеке.

— Осторожно, приятель. Это как луна. Можно смотреть, но трогать нельзя.

Все засмеялись. Шанти выпрямился, и, стиснув кулаки, растянул губы в натуженной улыбке. Именно в такие моменты Анабель его бесила. Стоило только выказать хоть какие-то чувства или проявить слабость, и девушка бросалась на него точно голодный зверь, разрывая в пух и прах мерзким сарказмом.

Получив корень сукупуса, больше похожий на копченую колбаску с пупырышками и отростками, Шанти отвернулся.

— Смех — первый признак довольства, — заметил Оливер, на ходу подтягивая штаны. — Мы вас позабавили, но это была только разминка.

— Точно! Настоящая битва ждет нас впереди, — подхватила Анабель.

— Битва? Это с кем? — жалобно пискнул Павел, который в долине планировал лишь нарвать лаванды.

— Да. Скажи сразу, куда решил забраться, — согласился Альбрехт. — И почему ты уверен, что там есть сокровища?

— Сначала перекусим. Все равно сразу пойти туда мы не можем. Не хочу, чтоб нас поймали наемники.

Шанти посмотрел на Павла. Сын алхимика стоял в стороне, ковыряя посохом землю. Чахлые брови были сведены. Губы плотно сжаты. Тощее лицо напоминало натянутый нерв. Новость о грядущей битве он встретил с присущим затворнику пессимизмом, должно быть, решив, что они все полягут на поле брани, как злополучный воин с ледяным сердцем, бросивший вызов королю. Стараясь хоть как-то его ободрить, Шанти шепнул ему на ухо, что за несколько лет они с Оливером облазили едва ли не половину пещер и кладбищ вокруг долины, и за это время даже царапины не получили. Правда разжиться чем-то стоящим им тоже удавалось редко, зато хранителей могил они встречали почти всегда. В темных местах, особенно под землей, нечисть чувствовала себя как дома. Столкнувшись с ней, главное помнить, что зомби и скелеты грозные противники лишь до тех пор, пока нет огня. Получив головешкой по черепу, они становились не опаснее детей.

— Уверен, там, куда мы идем, нас ждет очередной мешок с костями, — произнес он, похлопав Павла по поясу, в том месте, где были спрятаны свитки. — С такой магией ты его вмиг спалишь.

Ответа не последовало. Павел на него даже не взглянул, но лоб все-таки морщить перестал.

***

Облаченная в узкое черное платье с рядами серебряных пуговиц на груди, Кассия стояла напротив мраморной стойки. Лицо покрывала серая пыльца луговых растений, предохранявшая бледную кожу от солнца. Перед глазами в углублении лежала наполненная водой тарелка, рядом конопляная кукла и несколько свитков с заклинаниями. Все было готово к путешествию. Все, кроме нее самой.

На запястьях блестели узкие браслеты с обращенными внутрь шипами. Стоило согнуть руку и тонкие иглы погружались под кожу, причиняя приятную боль. Каждый год она клялась, что это будет последний раз, и каждый год нарушала обещание. Страдания медленно сводили ее с ума. Они приходили как моровые поветрия по осени и так же быстро исчезали, оставляя шрамы, которые она успевала затянуть с помощью зелий.

Опустив большие пальцы в тарелку, Кассия произнесла:

— Дислаграпфиа мъюриал этэншил сэктум эст имаджэнериум.

Водную гладь подернула рябь. Дно исчезло, а вместо него пришел образ, который она мысленно вызвала. Вернее, ей так показалось. В недрах волшебного зерцала царила пустота. Сила артефакта не распространялась на царство смерти. Кассия произнесла имя сестры еще раз: «Белль». Осторожно нагнулась к водному покрову и стала всматриваться в бездну. Могло ли это означать, что после могилы ничего нет, и крошка Белль в пустоте наблюдает лишь океан мрака?

Испугавшись собственных мыслей, Кассия убрала пальцы и образ исчез. Она все привыкла держать под контролем, даже чувства, и осознание собственной беспомощности выводило ее из себя. Тяжело жить прикованным к ложу умирающего старика, но еще тяжелее жить с мертвецом, от которого осталась бездушная куча костей, но который упрямо продолжает требовать к себе внимания. Если бы девочка так сильно не бредила перед смертью о том, что должна заботиться о проклятой кукле, она, наверное, смогла бы это пережить.

Кассия снова опустила пальцы в сосуд и произнесла имя: «Фергус». Появилось видение тенистого дворика, судя по убранству, находившегося в средней четверти города. Ополченец сидел под кронами деревьев и смотрел на фонтан. Двор был пуст. Никаких звуков, кроме бурлящей воды, она не услышала. Фергус, скорее всего, сидел там уже очень долго и о чем-то крепко размышлял. Для него это было необычно. В какой-то момент он поднял голову и произнес: «Какой же ты дурак, Румбольд».

Кассия нахмурилась. Значит, разговор у них состоялся, и, судя по тону ополченца, закончился именно так, как она ожидала. Хотя, кому какое дело. Ахмад был уже на полпути в город. Этой ночью в порту Румбольда встретит лучший арбалетчик Айринпура, и уж он-то заставит наглого стража молчать. Повторив процедуру, она назвала следующее имя: «Верф». Волшебный взор застал прислушника в келье. Юноша сидел на циновке в зареве свечи, поставив перед собой глиняную статуэтку Нисмасса, и усердно молился. В середине дня это выглядело довольно странно.