— Я там ни разу не был.

— Их не так уж мало. Человек тридцать. Три семьи, охотники и несколько подёнщиков. Постоять за себя они могут. Кримхильда так и вовсе мечом владеет не хуже наемника. Живут в громадном доме, больше похожем на укрепленный амбар. Боргский холл, кажется. Так северяне называют дома вождей.

— Стало быть, она из фордов?

— Да, и ее кровь холодна, как горный ручей, — торжественно добавил Павел. — Мужа часто колотит. Ведра с водой таскает. Овец режет только так!

Повесив мешок на другое плечо, Шанти зашагал еще быстрее. Его взъерошенные волосы цвета сосновой коры напоминали тлеющий факел. Беспощадное весеннее солнце поднималось все выше и с каждым часом жгло все сильнее. Появилось неприятное жжение и зуд. Он уже чувствовал нечто подобное, когда во время празднования Дня Огнецвета на голову упали горящие пучки соломы.

Смахивая пот со лба, Шанти стал опасаться, что немытые патлы и впрямь могут загореться, и убыстрил шаг.

— Куда? Хватит! Шанти, пожалуйста! — громче заскулил Павел, насилу догоняя его. — Ты одержим или влюблен? Хотя по мне так — все едино. Неужели не терпится увидеть эту еретичку?

— О чем ты? Я о ней даже не думаю, — солгал Шанти, ударом ноги запустив камень в пропасть. — В прошлый новос мы с Оливером договорились, что вместе полезем в подземелье. Я поклялся, что не подведу.

— Сына пекаря дает клятву? Смешно… Вы говорили три дня назад. Он мог передумать или забыть, или забраться туда без тебя. Сам знаешь, когда рядом Анабель, в штанах Оливера просыпается могучий огненный дракон, который несет его на крыльях любви туда, куда укажет наездница.

Шанти бросил утомленный взгляд на сына алхимика. Тощий парень любил сочинять всякий вздор. В свое время он каких только баек от него не наслышался. Были истории о женщинах, которые срезали себе волосы, чтобы стать мужчинами. О воине с ледяным сердцем, восставшем против магорского короля. О нисманте, носящем вместо головы пылающий череп мирквихтта. О бледнокожих дукерах, наводивших ужас на рудокопов Миркхолда своими черными глазами. Об алмерской мурене, подобно змее опутывающей суранские корабли, и о других героях мирового бедлама.

— Анабель тоже хочет туда спуститься, — пояснил Шанти, — так что полетим все вместе.

— Я на дракона Оливера не сяду, — расхохотался Павел. — На острове прошитых летунов и без меня хватает. Далеко ходить не надо.

— Хорошо. Напишешь эпос, когда мы выйдем из подземелья богатыми как короли.

— Без головы я эпос не напишу, — не унимался паренек, взявшись за шест другой рукой. — Ты ведь знаешь правила. Обычно из подземелий не выходят. Оттуда либо выносят, либо оставляют там навсегда.

— У меня с собой достаточно факелов. Нечисть к нам не сунется.

— Да уж. Хоть это радует. Я еще взял пару свитков с волшебным огнем — Павел достал из-под рубахи несколько мокрых пергаментов. — То есть… украл. Надеюсь, отец не обидится.

Постепенно они сошли с тропинки, попав на заросшую клоповником террасу. Отсюда уже был виден подвесной мост, а из-за скал доносилось блеяние овец. Шанти хорошо знал местного фермера. Немолодой арендатор Ингор был добрым малым, только слегка трусоватым и угрюмым. Несмотря на расстояние, этот кусок плодородный почвы принадлежал семейству Лендлорда. Фермер обрабатывал его согласно закону, указанному в домениальном свитке, получая от барона деньги и инструмент в обмен на часть урожая. От отца Шанти слышал, что раньше на Миркхолде было десять крупных землевладельцев, похожих на Орвальда. Некоторые даже убивали друг друга за пару лишних акров земли, а затем и вовсе развязали междоусобную войну, привлекая на свою сторону бандитов и наемников. Кончилось все тем, что на острове осталась богатейшая семья жестокого землевладельца Болдера, которого на склоне лет заслуженно прозвали «Завоевателем». Он-то и стал главным лёнником короля и первым хозяином срединной долины, за которым это право унаследовали его сын — барон Роберт и внук Орвальд.

Покинув владения Ингора, Шанти и Павел зашагали по доскам подвесного моста, ухватившись за высушенные солнцем канаты. Внизу виднелся еще один мост, только каменный, через который пролегал торговый маршрут. Вдали от города такое нагромождение скал и дорог было в порядке вещей. Стоило подняться из долин в горы, и каменные террасы, мосты, пропасти, лесистые ущелья и причудливые утесы накладывались друг на друга, словно части диковинной головоломки. Пробираясь через это великолепие, люди часто срывались вниз, попадали под камнепады или в лапы гоблинам. Мертвецов обычно сбрасывали с дорог, но иногда кости все-таки попадались на пути. По дороге сюда Шанти заметил несколько таких останков — два расколотых черепа в траве и высохший скелет в одежде охотника, висящий на дереве среди скал.

За обрывом дорога вновь потянулась вниз, теряясь средь мшистых валунов. Здесь в свои права вступила растительность. В зарослях волчьей крапивы лежали стволы поваленных деревьев. По краям тропы росли плотные кусты и диковинные растения на толстых стеблях. Среди камней пели горные овсянки. Кроны лиственниц и вершины утесов над головами рассекал легкий ветерок.

По узкой тропинке Шанти и Павел стали спускаться в сумрак лощины. Через час он остановился. Впереди темнела ветхая деревянная ограда, за которой начиналось заброшенное кладбище.

— Вижу «Ключника», — произнес Шанти, и перебросил мешок на другое плечо. — Надеюсь, Оливер с Анабель уже там.

— А уж я-то как надеюсь.

Павел сощурился, с трудом разглядев среди деревьев серые крыши постоялого двора и частокол. У горожан «Черный уключник» пользовался дурной славой. В Готфорде о таверне с диковинным названием ходило много слухов. Говорили, что хозяин дает кров всем, от нисмантов до бандитов. Считалось, что здесь скрывались служители Ниргала, а кто-то даже верил, что из подвала на местное кладбище ведет тоннель, по которому в холл таверны заезжие некроманты вызывают мертвецов. Да и люди, гостившие у ключника, манерами не блистали. По словам охотников, постояльцы нередко напивались, сбрасывали с себя одежду и устраивали ночные пляски вокруг гигантского костра. Хозяин двора тоже был двинутым малым, раз шестнадцать лет назад повесил мумию собственного отца под потолком таверны.