Хозяин угукнул, продолжая самозабвенно смолить бочонок. Все это время Бунт разговаривал с его затылком, прикрытым копной темных волос. Обычно Гриффин слыл болтливым малым, любил выпить и выкурить трубку, но сегодня из него трудно было вытянуть лишнее слово.

— Ворвим меня выгнал, — пожаловался Бунт, доставая мошну с золотыми монетами.

Гриффин только плечами пожал.

— Я хочу наняться к другому арендатору. Может быть даже к Роберту. Не знаешь, в долине кому-нибудь нужен…

— Кто нужен? — резко ответил Гриффин. — Еще один подёнщик?

У входа заскрипели доски. Вошел чумазый мальчишка в сером переднике. Поставив топор у двери, он окинул утомленным взором питейный зал. Бунт махнул ему рукой, а затем жестом указал на лафеты за стойкой, где хранились другие бочонки. Наблюдая за тем, как юный помощник Гриффина откупоривает пробку и наливает вино в деревянную кружку, он подумал о том, что и впрямь никому не нужен. Как он выглядит, когда идет по дороге с мешком за плечами? Сирота без дома и друзей. Обыкновенный оборванец, заросший с ног до головы, в потертой приталенной куртке и кожаных штанах с кучей заплат.

— Спасибо, Кай, — поблагодарил его Бунт, положив на ладонь юноши золотую монетку.

Помощник спрятал золото под стойку и ушел на второй этаж, где располагались комнаты. Трое постояльцев с длинными луками за плечами в этот момент встали и вышли наружу, по пути бросив тревожные взгляды на черную массу, висевшую над входом. Бунт проследил за их взорами и поежился. Таверну не зря прозвали «Упокойка». В полумраке могло показаться, что под потолком висит чучело какой-то птицы, вот только Крэйн не носил крыльев и при жизни от земли отрывался только когда падал вусмерть пьяный. В то, что сын высушил тело собственного отца и повесил под потолком таверны точно чучело животного, верилось с трудом, но еще труднее было поверить в то, что это была просьба самого Крэйна. Таверну в лощине тоже построил он, а затем расширил ее до удобного постоялого двора с жилым этажом на тридцать спальных мест. С тех пор как год назад старик расстался с искрой, вручив себя Нисмассу, здесь начал заправлять Гриффин. Он же распорядился повесить старика над входом, после чего таверна и обрела свое веселое название.

— Слетай к Фридриху, — подал голос Гриффин. — Говорят, ему нужны лесорубы. В этом году обещают знатный урожай. Роберт обязал всех фермеров в долине построить новые склады.

— Спасибо, старина. Я твой должник.

— А что ты можешь мне дать.

Это был не вопрос, и Бунт прекрасно понимал, о чем тот говорит. Слова прозвучали грубо, но обижаться на них он не стал. Осушив половину кружки, он стал размышлять над тем, куда подастся, и где будет ночевать, если Фридрих ему откажет. Обжитых мест на Миркхолде было немного, и большинство находилось на юго-западе, рядом с морем. Попасть туда можно было двумя известными ему путями. Ближайший, по торговой дороге, занимал весь день, и пролегал через Готфорд, куда стражники его не пустят без документов. Обойти город он не мог из-за пропасти, которую местные окрестили «Глоткой Ниргала». Широкая трещина длинною в несколько миль, давно поросшая травой, мхами и лесом, тянулась к городской стене с востока, и была отделена от нее отвесной каменной кручей. Другой путь вел через горы за тропой рудокопов, с которой он недавно сошел. Эта дорога занимала два дня и сулила немалые опасности одинокому путнику. Денег на такую авантюру у него не хватало. Просто шастать по срединной долине и стучаться в дома фермеров было глупо. Так можно только по спине дубиной получить.

Хорошенько все обдумав, Бунт пришел к выводу, что он крепко влип; застрял в центральной части острова, и все по вине мерзавца Ворвима.

— Слушай, Гриффин, а тебе не нужны работники?

— Нет.

Бунт понимающе кивнул, сделав долгий глоток. Глупый вопрос. Все равно, что подойти к первому попавшемуся рыцарю и спросить, не нужен ли ему оруженосец.

Оставался еще Орклад — шахтерский поселок в Рудных горах. Батраки с фермы Ворвима предлагали замолвить за него словечко. Глава тамошних караванщиков постоянно искал новых рабов для переправки грузов между торговым постом и Вихтруком. То была страшная и тяжелая работа, но возможности открывала большие. Из Вихтрука он мог попытаться удрать в Майнрим, где всегда требовались рыбаки и докеры. Пять дней в пути, и он по ту сторону гор, на берегу Жемчужной бухты. Если бы не слабое здоровье он бы так и поступил.

— Вот и все. Чистая смесь. Теперь бочка долго прослужит, — произнес Гриффин, и поставил котелок на пол.

Бунт поднес кружку к устам, но упоминание о смоле невольно вернуло его взор к телу Крэйна. Черный скелет, обтянутый жилами и кожей, прекрасно сохранился. Кое-где на голове даже остались пучки отросших после смерти волос. На шее мертвеца висела связка ключей — то, чем при жизни дорожил покойный. Раньше они были золотыми, но после того как их украли, Гриффин повесил стальные.

— Нисманты тебя больше не беспокоили? — поинтересовался Бунт.

Гриффин на него даже не взглянул. Он отложил кисть и налил себе вина из соседнего бочонка.

— Беспокоили, еще как. Вчера заявились Торакс и Тамадан. Принесли очередной обвинительный акт. Я его так и не смог прочесть. Уж больно мудрено пишут.

— Торгрима лучше не злить, — предупредил Бунт. — Говорят, он может взглядом людей сжигать.

— Торгрим обещал сгноить меня в тюрьме! Старый черт говорит, что у меня дурная кровь, что я продался Ниргалу.

— Аббат боится за твою душу. Одиночки быстрее поддаются злу, а ты слишком долго прожил один в глуши. Странно, что ты до сих пор на свободе. Нельзя просто взять и повесить человека, словно он трофей какой-то. Так делают некроманты.

— Я на свободе, потому что на моей стороне закон. Отец выразил окончательное желание и заверил его в ратуше. Пока идет расследование, судья запретил прикасаться к мертвецу даже мне.

Хозяин таверны залпом осушил кружку и налил еще вина. Бунт сделал то же самое, и хотел было заказать еще одну, но вовремя опомнился. В мошне лежали двадцать пять монет. Этого ему хватит на несколько дней, и то, если не заказывать по вечерам жаркое.

— Странно, что этот копченый ключник не распугал всех твоих постояльцев, — произнес он, стряхнув последние капли из кружки на язык.