Шрифт:
— Я боюсь не трупа, а тех, кто его убил.
— Замолчите оба, — полушепотом ответил Никлас, указав на конец дороги, где за деревьями виднелась серая зубчатая стена. — Город близко.
— Может, это ополченцы его оперили? — предположил Барток. — Мой отец с такими ублюдками не церемонится.
Никлас спрыгнул на дорогу и подошел к телу. Гримбальд наложил стрелу на тетиву, продолжая внимательно всматриваться в чащу. Вокруг царила непривычная для утренних часов тишина. Даже птицы умолкли. Обычно такое случалось, когда в лесу появлялись люди.
— Почему здесь так тихо? — прошептал он.
— Это из-за нас, — небрежно пояснил Барток, поднимаясь в кузове. — Птицы молчат и звери боятся.
Гримбальд кивнул как раз в тот момент, когда Никлас переворачивал мертвеца. Послышался изумленный вздох. Труп, некогда лежавший на дороге, теперь стоял рядом с охотником, приставив обломок меча к его горлу. С обеих сторон из укрытий поднялись люди, сбрасывая с себя еловые ветви и камуфляжные плащи. Лица многих были скрыты под тафтяными масками или измазаны грязью. Гримбальд глазом не успел моргнуть, как повозка была окружена. В пути он хорошо отдохнул и мог без труда за один вздох сделать несколько выстрелов, но пускать лук в дело повременил; и правильно сделал. Не сразу ему удалось рассмотреть полдюжины арбалетчиков засевших в чаще. Даже у верховного привелителя нисмантов в такой ситуации не было ни шанса. Гримбальд и Барток покорно подняли руки, позволив себя разоружить. Грабители не сказали им ни слова. Забрав оружие, шкуры и мясо, лесные жители растворились в чаще, словно их и не было.
Постояв на дороге, Никлас шаткой походкой вернулся к повозке. Он был в шоке, но причиной тому был не страх, а удивление. Впервые его обчистили таким мерзким образом, да еще разыграли, как малого ребенка. Гримбальд тоже был не в восторге, лишившись любимого ножа и лука. О выручке за шкуру гримлака теперь тоже можно было забыть. Барток и вовсе чуть не плакал. У него отняли кошель и дорогой кинжал. Заметив это, Гримбальд ободряюще похлопал парня по плечу. Что ж, по крайней мере, теперь он не напьется до бездумья и не испортит отцу настроение.
Приняв вожжи, Никлас хлестнул кобылку так сильно, что та громко заржала. Повозка покатилась по дороге, быстро достигнув стены, вдоль которой рос еловый лес.
— Ниргал их всех разорви! — выругался охотник, едва опасный участок дороги остался позади. Сорвав со лба повязку, он свернул ее в кулак и стал им угрожающе потрясать. — Обобрали в двух шагах от города. Езжу в Готфорд двенадцать лет. Бывали грабежи, но чтоб так прогореть! Что происходит с людьми на этом проклятом острове?
— Не следовало Орвальду занижать плату подённым рабочим, — заметил Гримбальд. — Сам знаешь, кто в таких случаях первым выходит на большую дорогу.
— Знаю, знаю, — огрызнулся Никлас и немного подумав, добавил: — А ведь могли и убить.
— Хорошо, что повозку не отобрали, — подал голос Барток, глядя на лесистые утесы, возвышавшиеся с правой стороны дороги.
— Отобрали бы, да лес слишком густой. Далеко не утащишь.
— Зачем теперь об этом вспоминать? Главное мы живы, — утешил спутников Гримбальд.
— Тоже верно, но я бы предпочел сохранить и товар, — проворчал охотник.
— Надо сказать моему отцу. Пусть найдет бандитов и вернет золото! — встрепенулся Барток. — Жаль, что они не знали, кого грабят. Вот я бы им напомнил, тогда в следующий раз на пушечный выстрел к телеге не приблизились бы!
Никлас и Гримбальд одновременно повернулись и посмотрели на него. Воцарилось молчание.
— Чего вылупились? — проворчал молодой охотник, не выдержав напряженных взглядов.
— Скольких бандитов повесили по приказу Вульфгарда?
— Ну, многих…
— Просто интересно, ты действительно хотел им представиться? — сквозь зубы спросил Никлас. — Думаешь, они испугались бы сопляка с кинжалом только потому, что его папаша начальник ополчения? Встретив сына своего заклятого врага, что бы они с ним, по-твоему, сделали?
Барток вздрогнул.
— Вот бестолочь! Когда начнешь думать головой? Валялись бы сейчас на дороге как тот труп.
— Только в отличие от него мы бы сами не поднялись, — поддержал Гримбальд, представляя реакцию друзей, когда на площадь ввозят его бездыханное тело.
— Больше не просись со мной в город. Никогда! Я жить хочу, — проворчал Никлас, и, поглядев на Бартока, провел указательным пальцем по горлу.
До ворот каждый ехал погруженный в собственный мир. Никлас поминал разбойников самыми непристойным ругательствами. Барток перебирал в уме варианты расправы над сыном капитана ополчения. Гримбальд вспоминал последнюю встречу с друзьями.
У подъемного моста их остановили стражники. Два воина в стальных широкополых шапках опираясь на копья вышли вперед. В голубых сюрко, опоясанные короткими мечами, ополченцы лениво осмотрели пустую телегу. Никлас показал им пропуск — засаленный пергамент с подписью капитана, а затем сообщил о разбое. Те окликнули часового сержанта. Из внутреннего помещения барбакана вышел усатый мужчина в длинной рубахе и, выслушав рассказ охотника, сочувствующе покачал головой.
— Сделаем все возможное, — вяло отозвался страж.