Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран (Деян. 7, 2). Здесь как будто противоречие повествованию Книги Бытия, ибо, по Книге Бытия, Господь явился Аврааму уже в Харране [29] . Но, по свидетельству Филона и Флавия, иудеи на основании предания веровали, что первое явление Бога Аврааму было еще в Уре Халдейском до переселения в Харран и что именно вследствие этого явления отец Авраама Фарра вместе со всем семейством отправился из Ура в Ханаан, но по дороге в Харран умер. И тогда Господь вновь явился там Аврааму, повторив данное еще в Уре повеление отправиться в землю Ханаанскую. Это предание имеет подтверждение дальше в Книге Бытия, где Господь говорит: Я Господь, Который вывел тебя из Ура Халдейского (Быт. 15, 7). Это же подтверждается и Книгой Неемии [30] .

И не дал ему на ней наследства ни на стопу ноги (Деян. 7, 5). Хотя Авраам и пришел в Ханаанскую землю, или Палестину, по повелению Божьему, но он не имел там наследственной поземельной собственности. Это видно и из того, что он должен был купить поле и пещеру у туземцев для погребения Сарры (см. Быт. 23, 1–4). Стефан указывает, что дарование Аврааму как потомства, так и земли Обетованной находилось всецело только в воле Божией.

И сказал ему Бог, что потомки его будут переселенцами в чужой земле и будут в порабощении и притеснении лет четыреста (Деян. 7, 6). Египетское рабство продолжалось в точности 430 лет, Стефан же только округляет это число.

Выражение дал ему завет обрезания (Деян. 7, 8) употреблено с тем, чтобы показать, что заключение завета было свободным действием Бога, даром Его Аврааму и его потомству, что Бог не связывается этим заветом, но и после него творит только Ему угодное. Патриархами называются далее дети Иакова, как родоначальники двенадцати колен Израилевых.

По зависти, продали Иосифа (Деян. 7, 9). Не без особенного намерения указывает Стефан на эту черту зависти: он желает указать, что это же злое чувство было причиной распятия Господа Иисуса Христа, прообразом Которого явился проданный братьями Иосиф. Дальнейшее повествование Стефана об Иосифе целиком основывается на свидетельствах Книги Бытия, так же как и повествование о Моисее из Книги Исход.

О том, что научен был Моисей всей мудрости Египетской (Деян. 7, 22), ничего не говорится в Священных Книгах Ветхого Завета, но об этом говорит предание, записанное Филоном. Да и нет ничего удивительного, что Моисей, воспитывавшийся дочерью фараона как сын, получил самое высшее и многостороннее египетское образование. Это образование состояло тогда главным образом в изучении естественных наук и магии, астрономии, медицины и математики. Вся эта внешняя мудрость должна была стать у Моисея орудием в деле его великого служения истине Божией.

Выражение и был силен в словах (Деян. 7, 22) не противоречит свидетельству Моисея о себе, что он неречистый и косноязычный [31] . Может быть, он был заика, но это не препятствовало его речи отличаться той внутренней силой, которая отражает сильный дух человека.

Указание Стефана, что Моисею было сорок лет, когда он вступился за обижаемого еврея (см. Деян. 7, 23), основано на предании, что стодвадцатилетняя жизнь Моисея разделяется на три периода по сорок лет каждый: сорок лет при дворе фараона, сорок лет в стране Мадиамской [32] и сорок лет в пустыне с евреями по дороге в Обетованную землю. Убийство Моисеем египтянина Стефан представляет как предзнаменование освобождения всего народа от рабства египтян, чего евреи не поняли (Деян. 7, 25) по недостатку веры в Бога.

Далее о бегстве Моисея в страну Мадиамскую и о явлении ему Бога через сорок лет в неопалимой купине Стефан рассказывает, следуя повествованию Книги Исход. Как и Моисей, он называет явившегося в купине Ангел Господень (Деян. 7, 30; ср. Исх. 3, 2), под которым древние всегда понимали «Великого Совета Ангела» (Ис. 9, 6) [33] – Слово Божие, или Второе Лицо Пресвятой Троицы.

Далее Стефан начинает сильными чертами изображать величие Моисея как избавителя, чудотворца, пророка, законодателя и посредника между Богом и еврейским народом, указывая при этом на непослушание, которое проявлял еврейский народ по отношению к Моисею и Богу. Факт, что один из дравшихся евреев грубо оттолкнул Моисея с укорительными словами: Кто тебя поставил начальником и судьею над нами? (Деян. 7, 27) – Стефан обобщает, относя его к целому народу в том смысле, что слова одного были выражением неблагонадежного и жестоковыйного направления духа целого народа. Сего, отвергнутого народом, Бог, однако, поставил не только начальником и судьей, но и избавителем (Деян. 7, 35). Стефан представляет здесь Моисея прообразом Мессии, Которого также отвергли евреи.

Стефан приводит далее пророчество Моисея, в котором он указывает на имеющего прийти Мессию, прообразом Которого он является [34] . Вспоминая Синайское законодательство, Стефан говорит, что Моисей получил заповеди Божии через Ангела, говорившего с ним (см. Деян. 7, 38). В Книге Исход изречение закона Моисею приписывается Самому Господу, но Флавий приписывает это Ангелу, что согласно и со словами святого апостола Павла [35] . Может быть, здесь имеется в виду опять «Ангел Господень», то есть Второе Лицо Пресвятой Троицы.

Ложные свидетели утверждали, что Стефан не перестает говорить хульные слова на закон, – Стефан же здесь восхваляет закон, называя его «живыми словами» (см. Деян. 7, 38), то есть такими, в которых заключается действующая живая сила.

Далее Стефан укоряет евреев за их непослушание Моисею, напоминает о том, как они жалели об оставлении Египта, как сделали себе золотого тельца, в чем видно влияние египетского язычества, обоготворявшего быка Аписа.

Стефан, ссылаясь на пророка Амоса [36] , укоряет затем евреев, что во время сорокалетнего странствования по пустыне они служили воинству небесному, то есть поклонялись солнцу, луне и звездам. Он прямо называет имена языческих божеств, которым поклонялись в пустыне евреи, отступая от служения истинному Богу. Это Молох – сирский и ханаанский идол, под именем которого обоготворялось солнце, как плодотворное начало жизни на земле, и Ремфан или Рефан – коптское название обоготворявшейся арабами, финикиянами и египтянами планеты Сатурн, как символа времени (см. Деян. 7, 39–43).