Бухараев Равиль Раисович
Шрифт:
ВОТКИНСКАЯ НИЩЕТА[21]
Ой, запуржило во тьме,замельтешило ненастье!Пляшут на белом стеклечерные бабочки счастья… Глянем в окошко вдвоем:в мире неясно и шатко,под голубым фонареммерзнут вотяк и лошадка. Вон, запахнув армячок,мелкой неверной походкойк речке спешит мужичокспать под обугленной лодкой. Твой зачарованный садне разглядеть за пургою:снежные ели стоятрядом с березой нагою. Это извне – тишина.В комнате, возле рояля,музыка польки слышна,бабочки пляшут роями. Клавишу только нажми —и неминуемо тут женевыносимое мивырвется в зимнюю стужу! Что изменилось?Пустякиль ничего:на телеге так же трясется вотяк,сыплются серые снеги… Бедный мой, бедный малыш,жизни – не переиначишь…Что же во сне так кричишь,дышишь неровно и плачешь?!ПОЛНОЧЬ
Февраль мне подсказал восторг и междометья,предсказывая жизнь до точки наперед.В Москве мела метель и путала столетья,поземкой занося золу и красный лед. В Москве мела метель и заметала город,патрульный маячок подмигивал, дразня.Огромная любовь брала меня за горло.Случайная печаль морочила меня. И полуночный конь по тротуару цокал.И гасли фонари под крыльями совы.И леденел рассвет.И синий отсвет стеколбил в мертвые глаза собачьей головы.ЛЮБОВЬ К ФАРФОРУ
На письменном столе, где спит строка,где усечен тетраэдр молока,где в амфоре кефирной дышит ветка, —окутана мечтательным дымком,завита фиолетовым вьюнком,любуется застывшим мотылькомлюбимая поэта статуэтка. Фарфоровая кукла, Боже мой!Сначала изумись, а после взвойот вкуса воскового фрукта илиприди в себя от мелочи любой… Вольно же ей глумиться над тобой!Над веткой и бутылкой голубойгори, сияй, звезда неврастении! Неврастении розовая ветвьцветет, как пена яблонь, хлещет светв пустое тело куклы безобидной.Твой взгляд летел пчелою от летка:вот глаз ее – как чашечка цветкапо имени росянка, но краткаусмешка кроткой святости фригидной. Как холодна, философ, как хрупкаукрашенная мотыльком рука:о, дай же ей, о, дай же ей согреться! Иль выверни вселенную – пора!Перемещая Завтра во Вчера,горит в беззвездной пустоте нутраморозным солнцем – кукольное сердце.1977
РАЗМОЛВКА
Светилась лампа вполнакала,мне о скандале намекала;строка оскальная скакала,ломая лакомый размер. Какая злоба подсказала,базарность южного вокзала,где нас глаза в глаза связаласудьба как некий изувер! В твоих зрачках – волна качала.Собака на корме ворчала,и чайка в сумерках кричала,ей чибис, плача, отвечал… Весло мое во тьме журчало:всё это вместе означало —прозрачно осени начало,прохладнейшее из начал. Пищит, как мышь, комочек нерва.Тускла вольфрамовая стерва.С конфоркой возится Минерва,зажата ненависть в горсти. Какая ж музыка без муки?Растерянные пряча руки,изнемогаем от разлуки,не в силах взгляда отвести.ДАЧНЫЕ ГРОЗЫ
Захлебываюсь. Не усну.Темна вода. Мертва беседа.Железный жерех бьет блеснув ленивых водорослях бреда. Предгрозовая глубинасжимает череп до объемаигрушечного водоема,и волоком идет блесна. Ты спишь? Гроза невдалеке.Мне душно. Ты не виновата.Скрипит сверчок. На чердакеслепые возятся котята. Ежевечерняя напасть!Оскалясь белыми клычками,зевнула маленькая пасть,и кошка повела зрачками… Бормочет гром. Темна водасомненья, ненависти, веры…Скользят над пропастью прудамедлительные водомеры. Дождь над паучьим потолком,липучими его сетями,сперва царапнет коготком,впоследствии возьмет когтями… Мир дому нашему, когдалюбимая во сне не плачет.Журчит за стеклами вода.Ночь позади. Рассвет не начат. Мир непорочной темноте,когда, как часовая гиря,зависнув, жерех в пустотежрет воздух, жабры растопыря…ВОЗВРАЩЕНИЕ В КУСКОВО
Дай мне пробиться сквозь этот кошмар!Тысячу лет не случалось такого…Бедного парка закатный пожархолодно блещет в туманах Кускова…Счастья не вышло. Сломалась подкова.Дай же пробиться сквозь этот кошмар! Свадьбы вороньи орут надо мной.Ястребы крутят свои карусели.Здесь ли, шатаемы певчей волной,ивы над бледной водою висели?Что же мне сделать, что выдумать,еслисвадьбы вороньи орут надо мной? Дай мне пробиться сквозь горечь трудапамятью лета,созвучьем прозрачным,красным листом на осоке пруда,злым четвергом или словом невзрачным,шагом паучьим иль посвистом рачьим,иль стрекозой,что горит, как слюда… Кот ли наплакал такую судьбу:Шляюсь по парку, крича и стеная… Ворон-жених в жестяную трубудунул разок, и захлопала стая… Горечь умолкла, а сцена пустая,дождь моросит, и темно, как в гробу.1980