В зажатом кулаке остался подарок Лилу-Анны, и я спрятал его под рубашку. Не выбрасывать же?

С речью не упустил случая выступить и Эль'Саапрана, заверив всех в самых лучших намерениях Кэшнаира. Возможно, министр не так и неискренен, учитывая, что он против женитьбы Эсмирато на моей сестре. Ведь на Патриции женится только один человек. Которого выберу я!

— Кого ты все высматриваешь?

— Никого, — соврал я Венди.

— Ну да. Бросила!

— Кто это бросила?

— Известно, кто.

Почему он постоянно ко мне придирается?

— А что-то я и твоей зазнобы не вижу. Беатриче. Похоже, тоже того… Или еще хуже — не бросила.

Венди скис, и я почти пожалел, что резко ответил. А с другой стороны — ничего, крепче будет! Я ему еще и не то скажу, и не только скажу. Я же не виноват, что из-за силы у меня настроение скачет, как заяц в поле? Вот испытание пройду — лучше будет. А пока… Венди еще повезло, что я его на днях не прибил. Держу себя в руках, как могу.

Пришло время садиться на коней. Я оглянулся. Быть может, Кадемония все-таки как-нибудь… Но нет. Надел перчатки, поставил ногу в стремя, собираясь влезть в седло.

— Она! — воскликнул Венди.

Опять Лилу-Анна?

В лучах восходящего солнца двигалась фигура. Я слишком хорошо знал эту походку, чтобы спутать.

На голове Первой принцессы Кэшнаира сияла корона, завораживая блеском драгоценных камней. Алый бархат платья шлейфом стелился по земле. Подойдя, Кадемония улыбнулась, и от ее улыбки у меня на миг остановилось сердце.

— Ваше Высочество. — Безупречный реверанс.

Я вспомнил, что нужно дышать. И неловко освободил ногу из стремени.

— Простите за опоздание! Поверьте, я всем сердцем желала быть здесь, с вами, но неотложные дела задержали. Жаль, что мне придется остаться во дворце, я бы с радостью последовала за вами.

Рубиновое колье покоилось в глубоком вырезе платья, давая волю воображению. И я невольно заинтересовался.

— Понимаю ваше беспокойство, но со мной ничего не случится. — С трудом поднял взгляд и сфокусировал его на лице принцессы.

— Вам предстоит сложное испытание. И я хочу сделать вам подарок. — Она подала знак, и слуга вывел из-за деревьев коня.

Серая шкура отливала серебром. Белоснежная грива развевалась на ветру. Уздечку и седло украшали серебро и вставки из лунного камня. Таких лошадей разводили только в Ардамаске, в кэшнаирской империи. Чистокровная сумеречная! Да о таком коне я мечтал с самого детства!

— Как его зовут? — спросил, чувствуя неистовый стук сердца в груди.

— Выберете имя сами, — любезно предложила принцесса.

— Халцедон. — У мамы были доставшиеся от бабушки бусы из халцедона. Они напоминали кусочки отполированного серого льда. Лошадь была той же холодной расцветки.

— Прекрасное имя, — одобрила Кадемония. — Не беспокойтесь, конь хорошо обучен и поможет вам в путешествии.

— Если ты, конечно, справишься, — шепнул мне Эсмирато. — Не каждый способен обуздать норов сумеречной. Она таит массу сюрпризов.

А его спрашивали?

— Справлюсь, не переживай.

Шагнул навстречу «сноровистому» подарку, осторожно провел рукой по гладкой лошадиной шее. Конь не отстранился и не взбрыкнул. Принял меня?

— Ваше Высочество, желаю вам доброго пути! — сжала мою руку Кадемония. И мое сердце зашлось в бешеном ритме. Снова чары?

— С-спасибо!

Толпа зевак перешептывалась, с интересом взирая на меня и Кадемонию. Отец с Араберто и воинами э'шер обговаривали последние детали предстоящего испытания. Я заметил недовольство на лице мамы.

— Что она сказала? — подошла Патриция, когда Кадемония удалилась.

— Ничего особенного. — Сел в седло и натянул уздечку, привыкая к новому ощущению.

— Я бы на твоем месте крепче цветок Лилу-Анны держала, чем поводья этой лошади, — бросила Пати на прощание. А ведь я так и не выяснил, какое решение она приняла насчет предложения Эсмирато.

— А я бы на твоем месте все же за поводья держался, — посоветовал Венди, — а то неровен час свалишься с седла. Не бросила же. Голова от счастья, небось, кружится?

— Умолкни! А то рискуем даже до границы леса не доехать в полном составе.

Понукнув Халцедона следовать к каменной остроконечной арке, почувствовал радостное возбуждение в предвкушении путешествия. Конь охотно слушался. С обеих сторон пристроились верхом талахари. Венди расточал улыбки провожающим и приветливо махал рукой. Эсмирато же выглядел как человек, отправляющийся на казнь, и его кривая ухмылка была зловещей. Интересно, кто его переубедил и направил на защиту вражьего принца? Сопрано, помнится, был против того, чтобы его кэшнаирское высочество тащилось неведомо куда, рискуя жизнью. И что получается? Я посмотрел на Эсмирато, желая разглядеть, нет ли где на его распрекрасной физиономии следов сестринской любви — ссадин или кровоподтеков.