— И думать не буду!

— Ну, конечно, теперь тебе можно только есть и плакать, а думать нельзя — голова болит, — поддела ведьма, но незлобно.

— Не понимаю, вам-то какой смысл быть сводницей?

— А я всю жизнь сводница.

— Угу, оно и видно, — дерзила Анка.

— Ага, — передразнила Талаза. — Со стороны многое видится яснее, особенно чужие ошибки, — и сузила зеленые глазища.

От подступающей дурноты и постоянного желания что-нибудь съесть Юлиана выходила из себя. Единственным спасением оказались угощения, что приносил Асаар. Ему каким-то образом удалось обуздать её тошноту с помощью кисловатых ягод. Когда же они заканчивались, начинала невольно о нем думать, а это Анку неимоверно бесило. Вышвырнуть наглого оборотня из жизни не удавалось. Его не впускали в дверь, он лез в окно. Заперла окно — нашел другую лазейку.

Страдала гордость, Юлиана взвивалась и обещала себе впредь быть тверже и отказаться от подношений, но, как только Сар стучал в дверь, в предвкушении начинали течь слюнки и чаще биться сердце.

Они с Талазой даже разыскали в вадемекуме название ягод и купили такие же, но, как ни странно, вид и вкус совпадали, а вот запах, что так привлекал ее, отличался.

— Он что, ворожит? — разозлилась Анка.

— Неа, — повертела головой ведьма и начила утешать подопечную. — Не переживай ты так! И, вообще, избегать — признак слабости. А разве ты слабая?

После ее наставлений, Юлиана решила доказать себе, что излечилась от привязанности, и перестать делать вид, будто не замечает его. Поэтому встретила Асаара дерзким, насмешливым взглядом. Он не стушевался. Постояв, подошел и опустился у кровати на колени. Смотрел проницательно, но во взгляде его чувствовалась теплота и насмешка, кричавшая, что он так и не верит в ее равнодушие.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она прямо.

— Было бы странно, если бы не делал.

— Зря.

— Нет, — упрямо мотнул он головой. — Тебе легчает.

— Я не буду с тобой.

— Если могла бы, была.

— Ты как всегда упрям и самонадеян.

— Я не мог двигаться, но помню все, что происходило. Каждый твой поцелуй!

Выдержав пристальный взгляд, Анка возразила:

— Я всего лишь вернула долг! — и заметила, как ответ задел Сара, и как он переменился в лице.

— У нас будет…

— У меня, — поправила. — А между нами жизнь твоей невесты, поэтому перестань лелеять надежды и досаждать.

— Давай поженимся?

— Не хочу, — грустно улыбнулась. — Мне узы не нужны. Мне нужна семья, а ты мне этого дать не можешь. Поэтому… кати-ись к ве-едьмам, — пропела язвительно.

— Я дал обет заботиться о них до твоего появления.

— Да-да, понимаю.

— Но теперь многое переменилось.

— Угу. Теперь я тоже переменилась. Поэтому давай останемся друзьями, и я, так уж и быть, на правах близкого друга допущу тебя в мою будущую семью. И, быть может, даже приглашу на свою свадьбу.

У Асаара перекосилось лицо от шока, недоверия и нарастающей злости, которые он пытался сдержать.

— А что ты на меня так смотришь? — усмехнулась Юлиана. — Я не хочу, чтобы мой ребенок был бастардом.

— Он мой! И ты не знаешь, что делаешь! От обиды готова рисковать его свободой!

— Да? — зашипела она. — А если тебя снова поставят перед выбором — тетка, невеста или мы, или он, кого выберешь?!

Сар побледнел, сомкнул зубы и процедил:

— Его не отдам!

— Правда? Какой благородный! А я? Я могу топать на четыре стороны?

— Кому я могу тебя отдать, если ты не моя?! — он тяжело дышал. — Если с печатью ты мой враг?!

— Так запомни, дурак! На мне больше нет печати! — злобно выплюнула Анка. — И знаешь, почему? Да потому что она перешла, но не на тебя, а на него! — выплюнула и расплакалась. Горько, с обидой.

Она сама не знала причину, по которой совсем недавно знака не стало. Талаза тоже не знала или не захотела говорить, и Юлиана предположила самое худшее. Особенно после того, как стала чувствовать постоянное чужое присутствие. Даже когда засыпала, казалось, что за ней наблюдают.

Сар рывком прижал ее к себе и истово, взволновано зашептал:

— Тем более, ты должна быть со мной. Только по закону крови я смогу защитить его. Только так! И тебя бы не отдал, если бы мог!

Анка рыдала и пыталась оттолкнуться.

— Не хочу! Не хочу, не хочу, если не нужна тебе!

Он растерянно уставился на нее.

— Нужна.

— Не ври!

— А зачем мне врать?!

— Я нужна тебе только потому, что большая! — Ана скривила губы, готовая вновь разрыдаться.

— Ну, хорошо, — вздохнул Сар, и, поставив ее на ноги, плюхнулся на колени.

— Люблю? Не знаю, может быть и нет.

Но любовь имеет множество примет.

И я одну могу сказать.

Ты памятью затвержена моей,

И ничего нельзя забыть уж ей.