— А чего ты хотела? — пожал плечами Коул. — В наши скверные времена, дорогая моя, честному человеку…

— …не заработать честным трудом! — подхватила мама знакомую им обоим присказку старого Гая: и они дружно залились смехом.

— Как на заводе дела? — Мама всыпала порубленную морковку и лук в кастрюлю, побулькивающую на плите, прибавила зелени и пару зубков чеснока.

— Да крутимся, как мыши в колесе. Геруд весь четвёртый цех на уши поставил, планы у него горят, понимаешь. Всё никак этот новый станок запустить не могут, который на перфокартах… Ммм, как пахнет! это не потроха, случайно?

— Тушёная баранина, — улыбнулась мама, сняв кастрюлю с плиты и засунув в духовку. — Не опаздывай к ужину, родной. Пойдёшь к Рину?

— Не, мам, я на Свалку. Гай работы подкинуть обещал.

— А… Ладно. Только будь осторожен.

— Увы, душа моя, я ухожу! — Коул изобразил суровую печаль, как герои дешёвых книжек про приключения. — Я отправляюсь в земли мёртвого железа, коими правит безумный колдун. Но знай, я возьму с собой твой образ в своём сердце!..

— Лучше возьми с собой вот это в своей сумке! Куда это герой без геройского обеда собрался? — Мама протянула ему свёрток из двух бутербродов в промасленной бумаге.

— С луком и грудинкой? У-ух! — Коул обнял мать и чмокнул в щёку. — Спасибо, мамуль, люблю тебя!

— И я тебя, Колышек! — рассмеялась Этель, взъерошив его волосы. — «Безумному колдуну» привет!

* * *

С сумкой через плечо Коул бежал по улице, огибая прохожих. Мимо проехал хоромобиль — дорогой, с откидным верхом и циферблатом часов на позолоченном радиаторе — набитый орущей и хохочущей молодёжью. Ребята из Светлого города развлекаться поехали… Ниже по улице мостовая была разобрана — бригада «искупленцев» под присмотром двух полицейских чинила водопровод. Все в серых робах с надвинутыми на лица капюшонами, работают молча, не поднимая голов. Пробегая мимо, Коул отвернулся: общаться с «искупленцами» запрещалось, даже в лица им смотреть было не принято.

Мальчишка выбежал на перекрёсток Восьмой и Третьей-с-половиной. Посреди перекрёстка возвышался вещательный столб (или «вестовышка», как говорили в народе) — железная мачта выше фонарных столбов, увенчанная большим металлическим шаром, из которого торчали громадные угловатые раструбы громкоговорителей. С двух штырей по бокам вышки свешивались длинные чёрные стяги с вышитым имперским гербом: серебряный Змей в короне, свернувшийся в кольцо и кусающий себя за хвост — и вписанные внутрь кольца золотые песочные часы в языках пламени.

На перекрёстке Коул задержался. Здесь один из углов всегда был оклеен объявлениями и рекламными афишками; может, найдётся подработка? Но оказалось, что поверх всех объявлений налепили свежий плакат, печатанный в два цвета. Плакат изображал мальчишку и девчонку с серьёзными до невозможности лицами, в одинаковых белых рубашках и с повязанными на шеи платками. Оба прижимали к груди сжатую в кулак правую руку, а за их спинами реяли чёрные знамёна и всходило лучистое солнце. Надпись угловатыми буквами гласила:

«ВСТУПАЙ В С.И.М. — ВМЕСТЕ ПОБЕДИМ!»

— Ага, уже бегу! — буркнул Коул. Среди всей городской ребятни стать «симовцем» — означало пасть ниже некуда. (Кроме самих симовцев, разумеется).

Дальше улица шла под уклон и переходила в мост через пустое русло давно пересохшей речки. И на середине моста Коул вдруг остановился. Ему послышались голоса — кажется, знакомые.

— Уйдите, говорю! Пустите меня!..

— А то чё? Ну чё, а? Сюда смотри!

Коул перегнулся через перила. Внизу трое мальчишек прижали к опоре моста четвёртого, светловолосого. Сверху они были очень похожи — все дети Вечерней провинции до положенного возраста должны были одеваться одинаково: для мальчишек коричневые рубашки и куртки с зелёными брюками, для девчонок зелёные блузки и серые юбки. Покрой и оттенки могли разниться, но цвета были обязательны. Различали парней лишь макушки.

— Ну и чего ты сделаешь? — повторил рыжий, подступив к жертве. — Чё, заплачешь? Полицию звать будешь? — Коул стиснул зубы, узнав и говорившего, и всех остальных. — Давай сюда, сказал!

— Не, слышь, Ренз — пускай вправду полицев позовёт! — гыгыкнул другой, крупнее и толще остальных. — Во умора будет!

— Отстаньте! — беспомощно повторил светловолосый паренёк, прижимая к груди свёрток. — Чего я вам сделал?

— А вот не гуляй, где не велено! Нас-то на ваш берег не пустят, полиц дубинкой погонит — а вам-то к нам, значит, можно? Вы ж богатенькие все!..

Дальше Коул уже не слушал. Он перебрался через перила и принялся ловко спускаться по старой трубе вдоль опоры моста. Спрыгнув наземь, он двинулся к мальчишкам.

— Эй, ребят! — негромко позвал он. — Я смотрю, у вас тут весело; а чего меня не пригласили?

Рензик и его приспешники мигом развернулись к нему. Прижавшийся к опоре Рин уставился на Коула с радостной надеждой.

— О, гляньте, ребя — ворона прилетела! — хохотнул Рензик. — Что, ищешь, где помоев поклевать? Погодь, а это не твой дружок?