— Да нет же. Полезли наверх! — Гай ткнул пальцем в люк на потолке.

Взобравшись один за другим по скобам-ступенькам, они очутились внутри головы-«шлема» шагохода. Тут было тесно, хоть и пусто — оба пилотских места давно размонтировали, а все приборы управления свинтили.

— Сюда! — Гай подвёл мальчишек к глазнице правого иллюминатора. Отсюда открывался хороший вид на Свалку. Было видно и застывшие внизу ремонтные машины с задранными стрелами и захватами, и сетчатое ограждение.

А дальше ущелье перегораживала стена тьмы. Нет, не стена — огромный купол непроглядной черноты, которым можно было бы накрыть целый дом. Купол казался окутаны лёгкой сумрачной дымкой, и от него даже на таком расстоянии исходило ощущение чего-то тяжёлого, пугающего. Он выглядел неестественным и чужеродным, будто не принадлежал этому миру.

— Вот это оно и есть? А почему тёмное такое?..

— Так это ж «пузырь»! — пояснил Коул. — Внутри безвременье; хоть стреляй в него — пуля на лету застынет.

— Не только пуля, — заметил Гай. — Готов? — Он дёрнул за шнурок запала, и на макушке шлема вспыхнул сторожевой прожектор. Столб света прорезал сумрак ущелья. Гай потянул за тросы сбоку окна, поворачивая прожектор, так, чтобы луч упал на купол мрака… И Рин невольно ахнул — весь купол вспыхнул тысячами звёздочек. То свет отразился в бесчисленных дождевых каплях, застывших в плену остановленного времени на самой границе хрономалии.

— Красота, э? — довольно улыбнулся Коул.

— Здорово! Это надолго?..

— Не. Поблестят немного, а там испарятся. Зато так после каждого дождя бывает.

Они любовались игрой переливающегося света. Почему-то после слов о недолговечности этого чуда, оно показалось Рину ещё волшебнее. Как иглистые узоры инея, что иногда в холодную погоду затягивали окна неповторимыми картинами.

— Как планетарий, — заметил Гай.

— Кто?

— Не кто, а что. Говорят, была когда-то такая штука — ещё до Конца Времён, в эпоху Бывших: ночное небо показывала. Чтоб, значит, звёздами любоваться и всем таким, — старый часовщик почему-то вздохнул.

Коул ничего не понял. Что за ерунда? Ночное небо — на севере, в Ночной провинции, где лишь сплошные чёрные болота, тянущиеся до самых предгорий Оскаленных Гор. Там среди топей раскиданы исправительные лагеря и лесодобывающие базы; туда ссылают каторжников, и почти никто не возвращается живым… Ещё чего не хватало — любоваться ночью!

Но он промолчал. Должно быть, от одиночества Гай немножко тронулся умом.

* * *

Обратно до города доехали на рельсоходе. На мосту через реку Коул хотел было распрощаться, но Рин вдруг замялся.

— Слушай, может, ты меня проводишь?..

— Давай! — охотно согласился Коул. Должно быть, встреча с Рензиковой шайкой слишком уж впечатлила друга. Кроме того, Коулу нравились улицы Светлого города. По пути всегда можно было покрутиться у витрин дорогих часовых лавок, полюбоваться через стекло и помечтать.

Вдвоём они перешли мост, миновав постового полицейского (тот зыркнул на Коула, но промолчал: ребятню с Тёмной стороны в «приличных» районах не жаловали). Улицы светлобережья, вызолоченные закатом, дышали сонным вечерним теплом. Аккуратные дома в два-три этажа под черепичными крышами, тротуары-лесенки и кованые ограды садов — всё такое непохожее на тесные лабиринты по ту сторону реки.

— Я всё-таки не пойму, — задумчиво говорил Рин. — Зачем в этот «пузырь» машину целиком сбрасывать? Проще ведь камень из двигателя выкрутить, и туда бросить!

— Можно было бы, — согласился Коул. — Только опасно. Треснутый камень начнёшь вытаскивать, а он и рванёт! Да и вообще, машины, в которых камень «потёк» — они вроде как заражённые считаются: подвергшиеся временной нестабильности, во! Безопасней всю разом сбросить.

— Ага, с водителем — бр-р! Слушай, а как думаешь, почему там темно?

— Это всё физика. Мне Гай рассказывал. В общем, свет — он же поток частиц, да? Этих… фаэтонов.

— Фотонов.

— Угу. Они от всего отражаются, потому мы и видим. А в остановленном времени ничего ведь не движется — и фотоны тоже! Значит, и света там быть не может.

За разговором они свернули на очередную улочку. Во многих домах окна уже были закрыты ставнями или занавешены жалюзи — люди в Светлом городе могли себе позволить ложиться спать пораньше. Улица заканчивалась у кованых ворот в низкой каменной ограде, за которой зеленели кроны деревьев. Арку ворот украшал какой-то ажурный герб, уже почти раскрошившийся от ржавчины.