Шрифт:
— Советую отнестись к этому серьёзно. Сейчас вас может спасти лишь сотрудничество со следствием, — тень шевельнулась и поставила на стол небольшую банку-хронолампу, полную сияющей пыли.
— Это конфискованное у вас Время. Вы ещё можете всё исправить, Этель. Разве оно того не стоит?
Молчание.
— Подумайте, — голос стал вкрадчивым. — Вы предпочтёте хранить верность тем, кто вас бросил в беде? В вашем ли положении упрямиться? Нам даже не нужно заточать вас в тюрьму, старость самая худшая тюрьма на свете… Темница своего тела. Вы же хотите стать прежней? Вернуть себе молодость?
Старая женщина не отвечала. Потом хмыкнула — вышло больше похоже на кашель.
— Ох, любите вы иносказания, — произнесла она. — Превратить в старую развалину — это у вас «особые меры». А «высшее наказание» — это ты про шахты? Не смеши! Вернёте молодость, и сразу к «Уроборосу» в пасть!
— Но!.. — голос на миг задохся, и мать Коула почувствовала удовольствие. Не ожидал, что я знаю, скот?
— А «враги Империи» — тут она наклонилась вперёд, насколько позволяли ремни, — это не тот ли, кого вы называете Проклятым? — Следователь не сразу ответил, и старуха засчитала себе ещё одну маленькую победу.
— Вы облегчите свою участь, — наконец выдавил силуэт, — если укажете, где сейчас может находиться… эээ, означенное лицо. Не советую…
— Хочешь знать, где он? — Этель улыбнулась, как молодая, хищно и зло. — О, я скажу. Он ушёл: обманул вас, подонков, и сбежал. Но Он вернётся, — добавила она с пугающей уверенностью. — Он вернётся за тем, что Ему принадлежит по праву. И тогда твоим хозяевам конец, крыса казематная — и тебе заодно с ними!
— Молчать! — следователь повысил голос, и даже привстал, заслонив свет. — Каждое ваше слово может быть использовано против вас! Вы сами не оставляете нам выбора, кроме…
— Да ничего ты мне не сделаешь, — спокойно прервала его старуха, и следователь запнулся. — Я нужна тебе живой. Вы же хотите узнать, где Проклятый? И что ты со мной сделаешь теперь, когда я старая ветошь — пытать будешь?
Ответа не последовало.
— А вот не будешь. Если у меня сердчишко не выдержит, твоё начальство из тебя потроха выдавит. А я не боюсь смерти: я уже исполнила то, что должна была. Моя жизнь вам нужнее, чем мне, так что не расстраивай бабушку… внучек!
…Хилл шагал по коридору, мимо железных дверей с намалеванными белым номерами, мимо карбидных ламп в зарешеченных плафонах. В тюрьме "Паучье Гнездо" не было окон. Время сна и бодрствования здесь зависело от светильников, и часто их зажигали не по режиму. Порой "день" длился двое-трое суток, а иногда неравные "дни" и "ночи" сменяли друг друга каждые пару часов. Всё для того, чтобы погасить у узников ощущение времени и сломить их волю.
— У вас десять минут на свидание, — холодно предупредил Хилла страж у входа. Да не обычный охранник: камеру стерегли два солдата Чёрной Гвардии, оба в чёрных мундирах и кирасах, на головах островерхие шлемы. У каждого на поясе тесак в ножнах и два огнебойных револьвера.
Хилл старался подготовиться мысленно — и всё равно, войдя в камеру, не сдержал судорожного вздоха.
Гай Карвелла был распят на стене, на вделанных в кладку цепях. Голый, с вывернутыми руками — под кожей проступили жилистые мускулы. Седые волосы падали на лицо, и когда Гай шевельнулся и поднял голову, Хилл увидел подбитый глаз, распухшую губу в засохшей крови.
— А, сынок, — тускло промолвил старик. Сейчас отец до боли показался Кальдеусу настоящим стариком. — Привет.
— О, змей! Тебя били?
— Нет, об дверь стукнулся! — Гай слабо хохотнул, и тут же закашлялся: в распятой позе, дыхание давалось ему с трудом. — Ерунда, помяли чутка. Ты сам как? — Этот вопрос совсем выбил Хилла из колеи.
— Да ничего, — отведя взгляд, выдавил он. Злость на отца мешалась в душе инспектора с жгучим стыдом. — Расспросили, потом отпустили. Сейчас ту женщину допрашивают…
— Бьют? — сипло выдохнул Гай.
— А? Что ты, нет!
— Хорошо, — старик усмехнулся. — Ну, пусть попробуют что-то вытянуть. Этель и не таким зубы заговаривала! Жаль, сам не увижу.
Оба неловко помолчали.
— Ты меня как вычислил-то?
— Не поверишь, случайно увидел, — признался Хилл. — Сперва думал, обознался, а потом услышал, как тебя назвали… И сразу понял.
— Ага, — кивнул Гай. — Не забыл, как я с вами в детстве в пиратов играл?
— Верно, — Хилл невольно улыбнулся. — Капитан Гай Морской Койот! И "Звезда Удачи", его каравелла… Гаюс Карвелла, так?
— Да… — глухо произнёс старик. — Гаюс Карвелла был моей запасной личностью. Одной из. Я специально так назвался: думал, если однажды что-то случится, вы с Виви меня найдёте. Кто ж знал, что так всё повернётся! Вот ты и нашёл, на мою голову…
— Зачем? — не выдержал Хилл. Давно, так давно он мечтал задать исчезнувшему отцу этот вопрос — почему же теперь он прозвучал так жалко?
Но в одно это слово Хилл постарался вложить всё, что копилось в его сердце. Детскую радость тех времён, когда они были счастливой семьёй — с привкусом разлуки, когда отец уезжал в свои командировки. (Выходит, он уже тогда вёл двойную жизнь). Боль, когда пришли вести о несчастье с мамой. И тоскливое непонимание, когда отец исчез неведомо куда… А потом пришли люди в мундирах — и для них с Виви настали чёрные дни. Бесконечные допросы, безжалостные слова, угрозы. Страшные обвинения в том, что его отец — враг Империи, заговорщик, предатель…