Он ускоряет бег времени, понял Коул. Чтобы нужные реакции произошли за считаные минуты. В библиотеке Рина они как-то разглядывали книжку по биологии, с раскрашенными гравюрами. Вернутся ли они когда-нибудь туда, увидят ли ещё дом?

И, кстати, где Рин? Коул уже начал тревожиться, когда дверь наконец отворилась, и друг вышел из кабинета.

— Что так долго? Ты в порядке? Болячку какую нашли?

— Да нет, всё хорошо, — Рин показал бумажку со штампом «ГОДЕН». В самом деле, выглядел он уже спокойней. Видно, переутомился, решил про себя Коул. И то, сколько они уже не спали — больше двух суток! Скорей бы уж где-то прилечь — «кости бросить», как говорил Гай. Как-то он там?

Потом была бумажная возня, подписи и стук печатей. Затем всем новичкам обрили головы машинкой (Коул потом невольно проводил рукой по голой макушке, а за пазухой кололись волосы…). Наконец их выгнали на перрон, под ночное небо. Армейский поезд стоял на первом пути — длинная стена угрюмых вагонов без окон, с нанесенными на борта цифрами. Над вокзалом сквозь туман светила пара фонарей на вышке, будто глаза дракона в ночи.

— Я теперь Рокк, а ты? — прошептал Коул Рину на ходу.

— А я буду Эрен…

— Все в санвагон! — подгонял парней младший сержант. У входа в вагон каждому совали в руки свёрток, запечатанный в бумагу. — Переодеться после мытья!

Санвагон оказался внутри душевой, разделённой частыми перегородками на кабинки; из потолка торчали краны. Рин сразу с возгласом «Чур, моя!» юркнул в самую дальнюю кабинку.

Вода была чуть тёплой, пахла химией — но Коул помылся с наслаждением. Вытершись, он развернул свёрток, в котором оказалась смена одежды. Светло-серый комбинезон, явно уже ношеный, но выстиранный и пахнущий чистотой. Подбирали явно по меркам: одежда пришлась ему почти впору.

— Эй… Эрен! — окликнул Коул, выйдя из кабинки. — Ты долго там?

— Иду! — Рин выскочил уже одетым, поправляя великоватые обновки. С обритой наголо, ушастой головой он выглядел так потешно-беззащитно, что Коул невольно усмехнулся.

— Не задерживаемся! По вагонам!

Новичков загнали в тёмный вагон-теплушку, где в углу тускло рдела печурка. Коул и Рин ощупью пробрались меж коек (на некоторых ворочались и сонно бранились спящие), и вместе уселись на одну пустую.

— Уф! Ну, сели, кажется.

— И что дальше?

— Посмотрим. Главное — сейчас проскочили. Не дрейфь, Рин… Эрен!

— Не буду, Рокк! — судя по голосу, Рин улыбнулся.

— Ага. Змей, как бы теперь запомнить, кто мы есть?

Рин помолчал.

— Знаешь, я слышал про способ один… в книжке читал. Можно каждый день перед сном повторять: «Меня зовут Рокк». Так и привыкнешь.

— Да? Ну, спасибо.

— Брось. Это тебе спасибо, — глаза Коула привыкли к темноте, и он разглядел лицо друга. — Если б не ты, не знаю, что со мной было бы!

— Всё бы нормально с тобой было, — шепнул Коул с горечью. Его вдруг охватил стыд. — Прости меня…

— Чего?

— Это же из-за меня, — Коул стиснул руки на коленях. — Если б я тогда на заводе не выпендрился, Хилл бы нас не заметил. И не было бы всего этого дерьма, и бежать бы не пришлось, и мама… — он сглотнул, и умолк.

Рин смотрел сочувственно. Ему было так жаль друга, и до колик хотелось как-то ободрить, утешить. А больше всего — рассказать…

Ребёнок лежит на полу спальни и читает книгу. Рядом горит свеча, и в её дрожащем свете строчки оживают и шевелятся. Тишина и покой, давно угомонилась старая графиня, бродившая по коридорам с лампой, как привидение — старуха боится воров… Лишь далеко, во тьме коридоров, глухо тикают часы.

Вдруг пламя свечи колышется, как от сквозняка. Дитя поднимает голову и прислушивается. Ничего не изменилось — но теперь он чувствует, что он не один.

— Здравствуйте, — вежливо говорит он во тьму спальни. И что-то шевелится в тенях.

— Здравствуй, Ринель, — мягко отвечает женский голос. — Как прошёл твой день?

— Хорошо, благодарю, — ребёнок садится, скрестив ноги. Он рад, когда приходят его «друзья», как он привык называть эти два голоса — женский и мужской. Женский всегда ласков, мужской любит подшутить и знает много интересных баек. С ними Ринелю не так одиноко, к тому же, они учат его всяким интересным штукам!

Хотя он всё равно иногда думает, что хорошо было бы иметь обычных друзей.

— Сегодня учитель рассказывал мне про климат. Почему бывает дождь, ветер, и всё такое. Потом со вторым учили минорные гаммы на пианино. Трам-пам-пам! — ребёнок перебегает пальчиками по воздуху. Темнота тихо смеётся.

— Молодец. А ещё?

— Потом я читал житие Яна Подчасовицкого. Как он под Фузейном унгуров разбил, — Ринель показывает на гравюру, где унгурский вождь Иштван Чёрный преклонил колено перед великим Яном. — Ну, и геометрию учил.