Шрифт:
— Это же «Введение в механику фрезерных станков», второе издание! — Коул потряс книжкой. — Редкая книга, только для часовщиков! У нас на весь завод таких едва ли с пяток будет, только для мастеров… Слушай, а можно, я возьму? — неожиданно для себя выдал он.
— Возьмёшь? — Рин явно растерялся. — Ну… Тётушка всё равно не заметит. Тем более, мне ведь тебе заплатить нечем…
Коул сперва не понял, потом дошло.
— Ты что! Думаешь, я насовсем? Да брось, какое «заплатить»! Я почитаю и верну.
— Вернёшь? — Глаза Рина странно сверкнули. — То есть, я не сомневаюсь, просто… ты ещё зайдёшь?
— А почему нет-то? Мне по стене забраться — тьфу! Хотя, если ты против…
— Нет-нет! Можно! Зачем по стене, я охране скажу — тебя всегда пропускать будут!
— А тебя послушают?
— А кого же ещё им слушать, тётушку? — Рин усмехнулся, и впервые показался уверенным в себе. Но тут же потупился. — Извини. Я просто не привык с кем-то болтать. Ко мне же никто никогда не приходит…
И Коул вдруг представил себе, как одиноко и тоскливо этому несчастному белобрысому птенцу в огромном, сумрачном доме, медленно гниющем и разваливающемся изнутри, с сумасшедшей и сварливой тёткой-бабкой. И на миг ему стало стыдно, что он, простой парень с Тёмной стороны, выходит намного счастливей знатного мальчишки — с доброй мамой, всегда ждущей дома, с хорошими по меркам уличных сорванцов деньгами на Часах, вольный бегать по крышам и рисовать углём на стенах домов…
— Ну, почему «никто»? — приободрил он. — Я же пришёл!
Рин проводил его до самых ворот. Пожилой охранник нахмурился было при виде чужака, но Рин отозвал его в сторону и что-то негромко объяснил; тот лишь пожал плечами.
— Чего ты ему наплёл? — поинтересовался Коул уже за воротами.
— Сказал, что я тебя давно знаю, и мы на Рыночном Мосту познакомились, — беззаботно отозвался Рин. — И что графиня тебя наняла, чтобы всякое ремонтировать, так что ты всегда приходить можешь.
— Ловок же ты врать! — восхитился Коул. — Так ты и на рынок сам ходишь? А служанка на что?
— Ой, Марта не умеет продукты выбирать; да и готовит не очень. А графиня любит всякие протёртые супы, и всё такое. Пришлось самому учиться, по книжкам…
Мальчишка-знатюк, который сам ходит на рынок, да ещё и на кухне хозяйничает. Рассказать парням — во смеху будет!.. Но тут же Коул понял, что не хочет рассказывать о Рине дружкам.
— Ладно. Давай, пока, Ринель!
— Пока… Только ты приходи ещё.
— Конечно!
Уже отойдя от ворот, Коул обернулся. Фигурка в потрёпанной одежде всё ещё стояла в проёме ворот, маленькая на фоне огромного сада и особняка. Он помахал рукой, и Рин вскинул руку в ответ…
* * *
Коул улыбнулся своим воспоминаниям. И, повернувшись, зашагал по улице прочь от особняка.
Глава 3
«Рано утром», как бы сказали Бывшие — без пятнадцати шесть — световой телеграф передал в Анкервилл очередную сводку новостей.
В маленькой комнатке на башне городского Магистрата сонный глашатай-связист надиктовал полученное сообщение на звукопишущую машину. Вытащил все шестнадцать записанных цилиндров из креплений и по очереди вложил в жерла труб, торчащие из стены, задвинул заслонку и дёрнул за рычаг. Загудел накачанный компрессорами воздух — и под его напором цилиндры, набирая скорость, по трубам-фонопроводам устремились прочь из башни.
Словно снаряды, пронеслись они над спящими улицами по трубам, проложенным вдоль стен зданий. Каждый цилиндр достиг своей мачты-«вестовышки», скользнул внутрь шара на верхушке и точно лёг в крепления встроенного фонографа. Сработали часовые механизмы: сперва над городом раскатился гудок побудки, а затем включился звук.
— Граждане Империи! — загремел над улицами и крышами голос из рупоров. — Добро пожаловать в новый день! Прослушайте регулярные новости…
Коул проснулся за минуту до побудки — привычка не подвела. Не открывая глаз, он ещё немного понежился в тепле под одеялом, отсчитывая тиканье Часов на запястье: а потом взревел гудок, и он сел в постели.
— Граждане Империи! — раздалось с улицы. — Добро пожаловать в новый…
— Доброе утро, сынок! — Этель уже хозяйничала у плиты, и на сковородке ароматно шкворчала грудинка.
— Доброе, мам! — Коул вскочил с кровати и побежал умываться.
Единственную комнату в их квартире занимала мама, Коул же спал в кухне, на лежаке за ширмой. Мама вечно сокрушалась, что «юноше нужна своя комната», но Коул удовлетворился тем, что обклеил стену над кроватью яркими плакатами с чемпионами Машинных Боёв. Хотя на комнату кухонька не тянула — тесная, с единственным мутным окошком под потолком, выходящим на крышу пристроенной к дому котельной.