За стеной раскинулся сад — такой заросший и запущенный, что походил на настоящий лес. Узкая аллея вела от ворот туда, где над деревьями вздымались черепичные крыши старого особняка. Древесные кроны сплетались над аллеей так, что она походила на коридор в гуще листвы.

— Ну, вот и пришли. — Рин обернулся к Коулу. — Спасибо, что проводил… и вообще. Зайдёшь?

— Не, мамка на ужин ждёт. Пойду я…

— Дитя! — прервал их скрипучий голос. Из боковой аллеи показалось плетёное кресло-каталка на колёсах, которое толкала сзади немолодая грузная тётка-служанка. В кресле ссутулилась древняя старуха с пышной седой причёской и обрюзгшим лицом; иссохшие руки покоились на укрытых пледом коленях.

— Дитя, ты снова сбегаешь из дома, — продребезжала старуха, подслеповато щурясь на Рина сквозь очки. — Как раз тогда, когда у тебя урок музыки! Что я говорила тебе о пунктуальности?

— Виноват, тётушка, — смиренно склонил голову Рин. — Вы, тётушка, изволили говорить: «Распорядок дня есть первый признак благовоспитанного человека».

— Видимо, говорила зря, — прервала его бабка. — А это что за оборванец?

— Это Коул, графиня. Я его уже как-то приглашал к нам.

— Не помню такого! — отрезала графиня. — Тебе не подобает связываться с низким людом. Я запрещаю тебе впредь водиться с этим… Хаулом, так и знай! А теперь иди же, и не опаздывай к уроку. Ох, у меня снова разыгралась мигрень… — Старуха прижала к вискам сухие пальцы. Угрюмая служанка развернула кресло и укатила вглубь парка.

— Не бери в голову, — сказал Рин. — Ты же её знаешь…

— Ещё как, — кивнул Коул. — Ну, ладно, бывай: тебя музыка ждёт! — Рин скорчил страдальческую гримасу, вывалив язык, и оба они расхохотались.

На прощанье они хлопнули друг друга по ладоням, и Рин зашагал по аллее к дому: маленькая фигурка под сводами зелёного тоннеля. Коул взглянул ему вслед — и в памяти вдруг всплыл день, когда они познакомились…

* * *

Особняк на окраине Светлого города принадлежал какому-то аристократическому роду, и одно это отпугивало от него воров. Красть у «знатюков» считалось гиблым делом. Говорят, они на все свои вещи ставят алхимические метки: сопрёшь такую, и полицейские хронисты возьмут твой след. Тогда исправительными работами не отделаешься — депортация, а то и на север сошлют…

— …Тише ты! Услышат! — цыкнул Коул, когда Гвид зацепился рукавом за ветку и с треском её обломал. Мальчишки пробирались сквозь буйные заросли сада, давно не знавшие ножниц садовника. Ветви лезли в лицо и хватали за одежду, но выбираться на открытое место было опасно. Вот и приходилось пригибаться, а то и ползти на карачках.

— Кто услышит-то? — боязливо шепнул Гвид. — Вы ж сами говорили, тут только сторож на воротах.

— Мало ли кто! — не оборачиваясь, властно отрезал Рокк. — Ещё ра-аз шум поднимешь, Гвидеон — назад пойдёшь! Один.

Да, за кражу из дома аристократов сурово карали. Но мальчишек с Тёмной стороны это не остановило. Во-первых, дом считался давно заброшенным: они всё заранее разведали и убедились, что из всей охраны тут лишь пара отставных полицев на воротах, да обленившийся старый пёс. А во-вторых, они и не собирались красть — забраться в сад уже подвиг! За такое даже ребята с Плотин их зауважают.

Мальчишки по очереди продрались сквозь кусты и наконец вышли на поляну. Это был задний двор; справа под низкой каменной стеной было свалено какое-то барахло, скрытое в траве. А прямо перед ними поднимались кирпичные стены особняка, увенчанные тёмно-серыми крышами.

Ребята задрали головы, разглядывая дом в невольном почтении. Многие окна были заколочены досками, другие зияли тёмными провалами. Плющ и дикий виноград заплели стены от земли до самых крыш.

— Ничёсе хатка, — прошептал Лигби. — Что здесь случилось-то, раз всё бросили?

— Кто зна-ает, Лигбен, — проронил Рокк, привычно растягивая слова. В их шайке он был главным, и не раз доказывал своё лидерство в драках. — Говоря-ат, хозяева одна-ажды просто исчезли. Легли в постели, а к завтраку слуги при-ишли будить — а никого, только оде-ежда пустая…

— Хорош стращать, Рокк! — шёпотом взмолился Гвид. — Пошли уже отсюда!

— Не торопи стре-елки, Гвидеон! Кто нам поверит, что были тут, если с пустыми рука-ами уйдём?

— Что? — развернулся к нему Коул. — Ты же сказал, ничего воровать не будем!

— Не, Рокки, это уже слишком! — поддержал кто-то. — За такое знаешь, чё будет? Я на север не пойду! — Раздался ропот.

— А ну, тихо! — оборвал Рокк. — Споко-ойно, Коулден. Никто про кра-ажу не говорил, чего ты стру-усил? — От его насмешливого тона у Коула вспыхнуло лицо.

— Кра-асть не будем. А вот флюгер с крыши свинтить — это не кража. Решат, что ветром сорвало, а на-ам трофей будет… — Рокк взглянул наверх, где на шпиле низкой башенки красовался ржавый флюгер. — Ну, кто смелый?

Настало неловкое молчание. Это был вызов, и Коул понял, что другого шанса смыть обвинение в трусости не будет.

— Я полезу, — тихо сказал он.

— Ты? А спра-авишься? — усомнился Рокк. В ответ Коул лишь похлопал себя по сумочке на поясе, где хранил свои сокровища — инструменты.