Табличка на двери гласила:

«ЧАСЫ ПРИЁМА с 8:00 до 16:00.

По особым вопросам после 16:00».

«Особые вопросы» означали Эрцлава: это время было отведено только для него. Наместник взглянул на Часы — оставалось ещё семь минут.

По улице скользнула стремительная тень — над городом прошёл махолёт. Наместник мельком взглянул в небо, сощурился и надвинул шляпу на глаза. «Рыцарь, не сумевший одолеть лишь само Солнце…». Эти вечные шуточки Жанны! С рождения слабый и болезненный, Эрцлав смог перемениться благодаря безжалостным тренировкам: но, как все альбиносы, не переносил солнечного света, и легко обгорал докрасна.

Даже столичное солнце было для него чересчур ярким — пускай над Гномонией оно светило будто сквозь лёгкую дымку в выцветшем голубом небе. В столице встречались времена суток, и полнеба на севере было окрашено в ночную темень, а с востока и запада меж синью и тьмой врезались розоватые и золотые отблески заката и рассвета. Прогуливаясь по городу, можно было любоваться, как небосвод поочерёдно заливает то тьмой, то красками зари. И всё равно, в «ночных» районах вместо настоящей ночи царили синие сумерки, а день будто был омрачён набежавшими на солнце тучками.

Вот часы на башне ратуши пробили шестнадцать раз. И с последним ударом Эрцлав вошёл в двери.

— Здравствуйте, доктор Грэм, — негромко поздоровался он, не спеша снимать шляпу и по-прежнему пряча лицо в воротник.

— О, это вы, мастер! — радостно обернулся к нему пожилой человек в рабочем комбинезоне и фартуке. Доктор Грэм всегда напоминал Эрцлаву скорее вышедшего на покой разбойника — небритый, с крючковатым носом и торчащими вокруг плеши рыжими с проседью волосами. В глазу его блестел сложный монокль со сменными линзами. — Одну секунду, сейчас закончу! — С пинцетом в руке он обернулся к сидящему за столом у окна клиенту. — Вот так, и… готово, мастер Руди! Зайдете ко мне через пару дней, и не забывайте смазывать.

Клиент кивнул, и встал со стула. Проходя мимо Эрцлава, он улыбнулся… судя по глазам: потому что вместо нижней челюсти у него был протез из полированной кости и бронзовых пластин. Наместник молча кивнул, пряча лицо в воротник.

— Прошу, мастер Эрцлав, заходите!

Кабинет напоминал иллюстрацию к бульварной книжке ужасов. Пещеру людоеда, или лабораторию безумца-расчленителя. Потому что, куда ни глянь, повсюду здесь были человеческие конечности. Свисали в рядок руки: ноги были выставлены у стены на подставке, как сапоги. На особом стенде, как пауки, растопырились кисти. Суставы, ступни ног и нижние челюсти были расставлены на полках, а на самом верху шкафа стояла целая грудная клетка из пластин и дуг, стянутых винтами: внутри прыгал и чирикал попугайчик.

И каждая конечность была искусно сделана из металла, поражая продуманной сложностью механизмов. По стенам были развешаны чертежи, а также рекламные плакаты известных концернов, восхавляющие новые модели рук — со встроенными зажигалками, инструментами, и даже пружинными самострелами («Gadget Prim: защити себя! Требуется разрешение полиции»). Эрцлав поморщился от пошлости рекламы.

— Какие-нибудь проблемы, мой господин? Или плановый осмотр?

— Плановый. Ну, и колено немного скрипит…

— Разберём и разберёмся! — заверил доктор Грэм, лучший мастер мехапротезов в столице.

Тут наверху скрипнула дверь, и по лестнице сбежала молодая женщина в белом халате.

— Папочка! Ты не видел мой блокнот?.. — Она остановилась на площадке, завидев посетителя. — О! Моё почтение, мастер.

— Видел в спальне, милая. Господин, позвольте представить: моя дочь, Лейса!

Девушка приветливо улыбнулась гостю. Невысокая и крепенькая, она походила на отца разве что цветом волос — пышные рыжие кудри спадали на плечи, обрамляя круглое, веснушчатое личико с зелёными глазами.

— Очарован, — проворчал Эрцлав, и отвернулся, чтобы девушка не разглядела его лица. Он сторонился женщин: жалостливые и брезгливые взгляды были ему одинаково неприятны. Проводил взглядом искоса Лейсу, упорхнувшую вверх по лестнице, и выразительно взглянул на Грэма.

— Она не знает, кто вы, — поспешил заверить его мастер. Мехапротезист знал, что Эрцлав не любит афишировать свои визиты.

— Кажется, мы с ней раньше не встречались.

— О, теперь она открыла частную практику, — пояснил Грэм. — Заняла второй этаж под приём пациентов. Она ведь врач, моя дочурка. Одна из лучших, — в голосе его прозвучала отцовская гордость. — Ладно, пойдёмте.

Они прошли в процедурную — светлую комнату, облицованную белой плиткой. Кроме операционного стола и стоек с инструментами, здесь был застеклённый шкаф, в котором под лампами были расставлены стеклянные сосуды. Внутри них в голубоватом растворе росли странные чёрные формы, вроде ветвистых кораллов; их ветви чуть заметно подрагивали и шевелились.

— Прошу! — Грэм накинул халат и повязал на лицо маску. Эрцлав стянул перчатку, обнажив правую руку, мало похожую на человеческую — пятипалую клешню из рычагов и тяг, в пластинчатой защите; потом неторопливо разделся до подштанников. Часовщик обернулся к нему, и в который раз окинул взглядом дело своих рук.