Разочарованная неудачей и обеспокоенная подобным странным совпадением — дом Тарижских в плане запустения являлся едва ли не полной копией земьских владений моей бабушки — я оторвалась от забора, чтобы, к своему удивлению, обнаружить неизвестно как оказавшегося рядом моего сопровождающего.

«Догнал все-таки!» — усмехнулась я про себя и приготовилась выслушивать обвинения, которые не замедлили последовать. Услышав предсказуемо нелепое обвинение в шпионаже, я предложила злыдню самому посмотреть, за чем в этом доме можно было, собственно, подсматривать. Тот прилип к забору, а я, воспользовавшись моментом, побежала прочь. Искать второй адрес я не стала — выглянув из-за подвернувшегося на перекрестке мостовых забора, я увидела, что змееныш уже насмотрелся на уток и теперь оглядывался по сторонам, явно высматривая меня — и устремилась к терему.

Мой сопровождающий, видимо, тоже решил вернуться, так как не успела я подняться и на пару пролетов боковой лестницы, ведущей к флигелю, в котором поселили нашу делегацию, как тот прошел через главные ворота.

К нему тут же подбежал какой-то парень с бело-черным голубем в руках. Любопытствуя, что будет дальше, я приостановилась и заметила, что злыдень снял с лапы птицы какой-то предмет, оказавшийся свернутым небольшим свитком. По мере чтения его лицо сначала перекосило, потом оно закаменело в самом мрачном его варианте, а затем он быстрым размашистым шагом направился к терему.

«Почтовый голубь!» — догадалась я и, как только мой сопровождающий скрылся из виду, обратила внимание на парня с птицей. Тот, по-прежнему держа пернатого в руках, тоже пошел прочь, а я, по какому-то наитию, за ним. Друг за дружкой, обогнув терем, мы подошли к стоящей вдали от других строений высокой голубятне. Около полусотни голубей суетились в большой клетке на самой крыше башни, и почти столько же сидели сверху, периодически взлетая, чтобы сделать круг или два окрест своего жилища. Толкнув дверь, парень зашел внутрь, я снова за ним.

— Эй, ты куда?! — наконец, заметил он меня.

— Ой, а можно посмотреть? — улыбнулась я парню и даже захлопала ресницами. Все фрейлины так делали, я сама видела.

— Откуда ты?! — тот на ресницы не поддался и по-прежнему смотрел подозрительно. — Кому служишь?! — он с подозрением оглядел взятое у служанки платье.

— Служу я Файне, принцессе Волиссии, — со вздохом ответила я.

— А-а-а, — уже с интересом протянул голубятник.

— Давно на голубятне не была, соскучилась, — продолжила давить на жалость я, впрочем, не особо лукавя. В пансионе ничего подобного не было, но до этого бывать на голубятне мне доводилось по папенькиным нуждам. И по тем временам я, действительно, скучала. Вытянув руку, я провела пальцем по белоснежным, с черными кончиками, перьям глубокомысленно на меня смотрящей птицы.

— А звать-то тебя как? — заметно подобрел парень.

— Рина, — я осмелела и попробовала почесать там, где у птицы должна быть, по моему мнению, шея. Голубь вдруг изогнулся и издал похожий на приглушенный рокот звук. Я оторопела, однако это оказался знак одобрения, и пернатый почтальон даже попробовал перебраться мне на руки.

— А меня Селькой кличут, — парню явно нравилось внимание, которое я оказывала голубю. — Ну, пошли, что ли.

По винтовой лестнице мы забрались на самый верх, где по обе стороны узкого прохода стояли ряды с клетками в разы меньше той, что виднелась с улицы.

— Здесь самые лучшие почтовики! — с гордостью за своих питомцев объявил Сель. — Сейчас отдохнут, наедятся вдоволь и снова в путь! Доставляют почту для самого кня… князя, — вдруг, закашлялся он. — До самой границы летят!

— А кому угодно можно сообщение отправить? — поинтересовалась я. План, как связаться с бабушкой, у меня созрел еще тогда, когда я только увидела почтовую птицу в руках своего сопровождающего.

— Что, хочешь родственникам весточку отправить? — хитро посмотрел парень.

— А можно? — я постаралась вложить как можно больше мольбы в свой взгляд.

— Ну, не знаю, — почесал затылок тот. — Этих нельзя, они по важным делам летают, — я сникла. — Но не бойсь, есть у меня один, сегодня ночью вернуться должен, потом день-два на отдых, — прикидывал парень, прикрыв глаза. — Послезавтра приходи, отправим твою весточку.

— Спасибо! — я даже подпрыгнула от радости. — Обязательно приду! Все, побежала письмо писать! — воскликнула я, и, пока Селька не передумал, сбежала вниз по лестнице.

С тех пор прошло почти два дня, и я все никак не могла написать это злосчастное письмо. Строчки никак не складывались, да что говорить, я даже слов подходящих не могла подобрать!

Дорогая бабушка….
– начинала я и тут же останавливалась. Не слишком ли фамильярно? В конце концов, та отказала моей матери от наследования имени рода.

Уважаемая княгиня Яросельская….
– начинала я по новой и опять спотыкалась. Не сочтет ли бабуля такое обращение оскорблением, учитывая сложившееся о ней мнение окружающих и то, что она, скорее всего, об этом была прекрасно осведомлена?