— Ты чего?

— Что это ты так вырядился?!

Как и ожидалось, своим видом я привлек всеобщее внимание.

— Перед мелкой покрасоваться хочешь?

— Ты что, собрался …..

— Нет! Знобит меня, — пришлось соврать.

— Дорогой, я пришлю к тебе лекаря! — раздался обеспокоенный голос матери. Вот почему бы ей не пройти мимо чуть пораньше, когда я был еще в комнате?!

— Нет! — снова почти испуганно возразил я. Не хватало еще, чтобы тот увидел это безобразие, что снова зашевелилось при упоминании мелкой поганки. — Само пройдет.

— Как знаешь, — если мама и удивилась, то виду не подала. — Только ты знаешь, сразу обращаешь на себя внимание.

Да, среди одетых в белые рубахи парней, я выделялся подобно черному барану в стаде овец, коим, собственно, и был. Сам я раздеваться не собирался, поэтому обряжаться, кося на меня злым взглядом, пришлось всем остальным. Но я виноватым себя не чувствовал. Им бы мои проблемы! Особенно, когда мы, наконец, подошли к гостевой части терема и девицы выплыли нам навстречу.

Ставшая излишне самостоятельной часть тела на появление занозы отреагировала так бурно, что я едва удержался оттого, чтобы не застонать. И очень сильно обрадовался тому, что догадался надеть длинный, скрывший это, кафтан. Леший бы побрал своих шаловливых дочек! Мелкая поганка, тем не менее, смотрела куда угодно, только не на меня, а когда я подошел, чтобы предложить ей руку, даже скривилась.

«Я ей настолько противен?!» — стало как-то обидно. Я в общем-то тоже не горел желанием…..

Нет, желанием я все-таки горел. Возбуждение не унялось даже тогда, когда я осознал ее реакцию на мое присутствие. Ему, по сути, было все равно. Дай ему волю, я бы тут же закинул занозу перед собой на стол, невзирая на присутствие отца, матери, незваных гостей, и…. От этого «и» нижнюю часть тела заливало жаром, а верхнюю холодным потом.

Завтрак я едва выдержал. С этим вопросом надо было что-то решать, даже леший заявил, что я сам должен догадаться, как избавиться от проклятья. Вот только никаких разумных мыслей в голову по этому поводу не приходило, как, впрочем, по любому другому. Кто-то из парней обращался ко мне с вопросом по поводу чего-то, я даже не понял чего, мать просила заглянуть к отцу, но я, опасаясь, что тот сразу поймет, что со мной не так, малодушно просьбу проигнорировал. Вместо этого, перевязав метку тряпицей, я отправился на полигон, где, доведя себя до изнеможения, смог, наконец, избавиться от наваждения.

— Где ты бродишь? — отцу удалось-таки меня выцепить по возвращению с тренировки. — Почему я все должен делать один? — сердито вопросил он.

— Что-то случилось?! — подобрался я. Мало ли, может, пока я решаю свои мелкие проблемы с занозой, на севере уже началась война!

— Волиссцы решили сделать ответное выступление, — слегка поморщился он. — Показать свои таланты.

«Всего-то!» — хотелось воскликнуть мне. Хотя, я подозревал, мы все предпочли бы остаться в неведении относительно этих самых талантов.

— Поэтому, ритуал придется отложить до полуночи, — добавил князь.

«Ох!» — чуть не воскликнул я, так как почти забыл о самом важном моменте всего праздника.

— Хорошо, — предельно собрано ответил я отцу, — я буду готов.

— А что касается этого выступления….. — вернулся он к предыдущей теме, но нет, на этот крючок меня не поймаешь.

— Мне нужно подготовиться, — прервал я его, — но, полагаю, мама будет рада помочь нашим волисским гостьям.

— Кхм…

И прежде, чем князь сообщил мне, что это именно мама попросила его занять этим делом меня, поспешно свернул в соседний коридор, хоть подобным путем и пришлось добираться до своих покоев в окружную.

Выступление фрейлин принцессы, тем не менее, состоялось: под него была отведена большая приемная зала, а также в скором порядке приглашены гости из случайно или намеренно приехавшей в Земью на празднества знати. Сопровождающие девиц, все как один, были тоже вынуждены присутствовать при этом ответном жесте дарения прекрасного, как витиевато выразилась похожая на рыбу волисская графиня.

Особыми талантами девиц, как можно было догадаться, оказались пение и танцы. Пели они то поодиночке, то втроем, то всемером. В содержание их песен я особо не вслушивался, тем более, что это были по сути одни и те же истории о неведомых прекрасных принцах и таких же принцессах. Заноза в этом представлении, к счастью не участвовала, что, с одной стороны, радовало, с другой отчего-то нагоняло тоску.

Тоскливо, впрочем, было с самого окончания завтрака, когда та ушла наверх, в свою светлицу. Считая эту тоску одним из последствий проклятья, включая непрестанный голод естества, я злился на самого себя, тем не менее, с надеждой вскидывал голову всякий раз, когда распоряжающаяся вечером графиня объявляла новый номер. Девицы сменялись одна за другой, приглашенные старички им благостно хлопали, выступавшей последней девица показала пару незатейливых фокусов, и, казалось бы, на этом все, но вдруг на импровизированные подмостки внесли большой круглый деревянный щит, а графиня провозгласила, что некая то ли Фания, то ли Рания исполнит танец с ножами. Зрители, успевшие задремать за время исполнения тоскливых песен, оживились, а на подмостки вдруг вытолкнули совсем не какую-то там Ранию, а мою занозу!

Тоска оказалась мгновенно забыта. Меня охватили одновременно возмущение, злость и ненавистное вожделение. Чего стоил только один ее наряд, явно похищенный у тех самых неведомых красавиц из заморских южных стран: широкие колыхающиеся штаны, какое-то подобие короткого кафтана, который то ли обернули вокруг нее раз в десять, то ли запихали внутрь подушку, на голове скрывающая волосы конусовидная шапка, и лицо оказалось скрыто под маской. Ко всему прочему, все детали костюма были обшиты какими-то круглыми побрякушками, которые бренчали при каждом ее движении. Не успел я удивиться, к чему весь этот маскарад, как перед моей занозой выросли пара волисских гвардейцев, из числа сопровождающих делегацию, с метательными ножами в руках.