Вася написал, что она меня не хочет видеть. И не приедет на свиданку. Не сказать, чтоб я ждал. После всего… Но, сука, надеялся. Почему-то, чисто по-мудацки, надеялся.

Но нет.

Моя Олька, которая уже была не моя, просто вычеркнула меня из жизни. Словно не было этого года, словно не было того маленького, что нас связывал. А его и не было. Уже не было. Из-за меня, мудака.

Так что правильно она сделала.

Конечно, правильно.

Но все равно дико больно.

Мне дали по-божески. И отправили нормально, в черную.

Раньше бы я порадовался.

А теперь было похер.

Я запретил Васе лезть к Шипучке, только приглядывать попросил. Просто приглядывать. И помогать, если потребуется.

Вася как раз заканчивал учебу, устраивался на практику, ребята протолкнули в банк. Я давно хотел этого. Это была тема. И хорошая. Жаль, без меня все решили. А мне уже и не надо было.

Ничего не надо было.

Все пять лет я получал весточки с воли. Фотки Шипучки, даже короткие видео, как она идет, как она смотрит в окно, как она ручку прикусывает, задумавшись.

И только это помогало. Только это спасало.

Чтоб не сойти с ума, я работал на повале.

Конечно, братва кривилась, западло, а учитывая, что все черное, вроде как и не надо было. Но я хотел.

Мне это было надо.

Неожиданно мне даже понравилось. Мы не убивались бешено, не тридцать седьмой все же, и не Якутия, а на свежем воздухе дышалось легче.

И на короткое время ощущалось себя живым.

Витя Череп, с которым меня второй раз столкнула жизнь, освобождался одновременно со мной. И проталкивал тему остаться там, на Дальнем. У него были подхваты в Китае и перспективы с лесом.

Я прикинул расклад, неплохой, если китайская сторона нормально сработает.

Привычка выстраивать схемы помогла и здесь.

Витя, который просто поделился со мной по старой дружбе, послушал мои соображения и стал уговаривать. По его словам выходило, что сейчас можно на этом очень хорошо подняться. И без палева. Практически чистый бизнес.

Ну, условно чистый.

Подкопаться-то можно, но кто это будет делать? Москва далеко, и там вообще всем глубоко срать, чего тут происходит. А местные все в деле. Регион большой, а народу-то мало. И все друг у друга на виду.

Так что тема была вполне реальная, хорошая.

Но не для меня.

Я знал, что первое, что я сделаю, освободившись, это рвану в Питер. К Шипучке.

Моей девочке, которая уже не моя. Которая на словах передала тогда Васе, что ждать не будет.

А сама, все эти пять лет… Вообще ни с кем не встречалась. Я знал, Вася же не просто так за ней приглядывал.

Только последний год настораживал. Скрипач.

Но это все решаемо.

Главное, что практически все пять лет… Да и скрипач… Кто он? Никто. Так, баловство.

Вася говорил, что он на ночь не оставался у нее.

Меня, конечно, все равно грызло, и на стену лез, особенно изучая фотки, как он ее за руку держит в ресторанах.

Но на ночь не оставался. Значит, будет жить. И, возможно, даже играть.

Я смотрю на свою девочку, на ее истерзанные губы, такие вкусные, что слюни непроизвольно начинают накапливаться во рту, глажу ее по животику, мягко продвигаясь вниз.

Я словно с ума сошел, осатанел, всю ночь ее не отпускал и нисколько не насытился. По-прежнему голодный.

А воспоминания о непонятном музыкантишке еще больше распаляют.

Давай, Шипучка моя, просыпайся…

Я не могу больше терпеть.

— Олька…

Руки, такие знакомые, такие нужные сейчас, скользят по груди, спускаются ниже, трогают уверенно и привычно. Это опять для меня привычно, да. Словно прошлое вернулось. И не было этих лет заморозки.

Одиночества.

Я так же, привычно, подаюсь к нему, изгибаюсь, тело просто и бессмысленно радуется своему единственному владельцу. Хозяину. Только ему послушное. Только его хочет.

Я в полусне, слышу шепот, и мягкая, такая сладкая-сладкая волна идет от низа живота, куда уже забрались эти нужные моему телу руки, вверх, к сердцу, и оно бумкает. Бум-бум-бум… Все убыстряясь, перегоняет кровь толчками, распределяя удовольствие по каждой клеточке.

Я никогда не принимала наркотики, я мало пила и не курила практически. Но я могу точно сказать, что чувствуют наркоманы от первой, самой желанной дозы, что чувствуют курильщики от утренней сигареты, что чувствуют алкоголики от первой после завязки рюмки.