Шрифт:
— Ольк… Выходи за меня замуж.
Я замираю. Смотрю. Наверно, с удивлением. Олег пользуется моим удивлением, резко придвигается ближе вместе с табуреткой, не сводит с меня острых глаз.
— Шипучка… Я виноват перед тобой. Я — дурак! И я там… Понимаешь, я только и выжил потому что знал, что ты где-то есть. Я не думал, что ты меня дождешься, нет! Но я… Я же без тебя подохну, Оль. Останься со мной! Ты не пожалеешь! Ты знаешь, я все сделаю для тебя.
— Как в прошлый раз? — горько вырывается прежде чем успеваю проконтролировать свой порыв, — да? В прошлый раз ты тоже собирался сделать все. И сделал. Все. Больше я так не хочу. Ты — опасность, понимаешь? Ты — болезнь. Я выздоровела уже. И не хочу рецидива.
— Оля…
— Ну вот хорошо, — опять перебиваю, отсаживаясь подальше на всякий случай, потому что тяжело это очень, рядом с ним быть, — ты вернулся. Что ты будешь делать? А? Я тебе скажу, что. Ты пойдешь к друзьям. Да? Кто же поможет еще, если не друзья? Потом ввяжешься в какую-нибудь историю, в которую вы все время ввязываетесь, и все повторится. Не надо сейчас отрицать, Олег! Это какой был срок у тебя? Третий? Неужели ты думаешь, что обойдешься без четвертого? Пятого? Не обойдешься. А я не собираюсь умирать каждый раз, когда тебя арестовывают. Понятно? Я не собираюсь бояться каждый раз, когда ты выходишь за дверь! Вздрагивать от каждого телефонного звонка. Думать, когда за тобой придут. Я не сбираюсь так жить. И уж тем более я не собираюсь в такой ситуации строить семью. Рожать от тебя детей. Больше — нет, Олег. Никогда. То, что у нас было… Это было… Черт…
Тут у меня кончается запал и голос, и я просто отворачиваюсь к окну, смотрю на серую Неву, на такое же серое небо и первый раз появляется мысль бросить все и уехать отсюда нахрен! Куда-нибудь, где тепло, где солнце триста дней в году, где зелень и синее-синее море!
Здесь, в этом проклятом городе, с его серыми стенами, мне только холодно и страшно все время. Здесь хорошо умирать. Жить здесь плохо.
Олег молчит.
Я не смотрю на него. Не хочу.
Хочу, чтоб ушел.
Надо ему сказать про это, а голоса нет.
Уходи, Олег.
Я умерла давно.
Потом слышу, как он встает, быстро одевается. И уходит. Только дверь хлопает.
Я хочу выдохнуть.
И не могу.
29. Примерно пятнадцать лет назад
Завтра мне на смену. С утра. Перед этим надо выспаться, чтоб сил хватило. У меня и так шикарные выходные получились, целых двое суток. Обычно я ночь через ночь работаю. Непросто, зато идеально в плане забыться на работе. Ну и подкопить смен для всяких внезапностей, типа экзаменов и тому подобного. Я стараюсь не пропускать учебу, но бывает по-всякому. Хорошо, что преподаватели к нам, работающим студентам, особенно работающим на скорой, относятся более снисходительно. Хотя все равно дерут. Поэтому то, что я с утра спокойно ухожу на лекции, а вечером имею возможность поспать перед субботней утренней сменой — просто благо.
И мне бы радоваться.
И спать.
А не таскаться по злачным местам в компании моего, так называемого, жениха.
Но здравый смысл потерял свой смысл в тот момент, когда я услышала хриплое: «Привет, Шипучка».
Поэтому сейчас я сижу в клубе с непонятным названием «Метро», с Маратом, пью странный ванильный коктейль, хотя предпочитаю текилу, и слушаю его странных друзей.
Хотя лучше бы поспала.
Но спать я боюсь.
А еще боюсь идти домой.
Потому что там все до сих пор пахнет Олегом и нашим бешеным сексом.
Утром, когда он ушел, я выбежала из дома буквально через пять минут, нацепив первое, что попало под руку, и захватив неразобранную с прошлого раза сумку с лекциями.
Пока тряслась в метро, старалась унять слезы и дрожь рук. А еще мысли, глупые и ненужные.
Я все правильно сделала. Так, как надо я сделала. Так, как правильно. И чего тогда трястись? Чего переживать?
Он ушел. Он не вернется. Надеюсь. Да?
И во всей этой глупой ситуации было хорошо одно: я не видела его лица, когда уходил.
Слава Богу.
Марат улыбается, он доволен, что удалось меня вытащить. Думаю, вообще наудачу позвонил после занятий, не ожидая ничего. А я возьми и согласись. Правда, наряд не особенно подходит для клуба.
Старые застиранные джинсы и безразмерный свитер. Но ничего, его знакомые и глазом не моргнули, увидев меня. Богема, что с них возьмешь. Решили, наверно, что это у меня стиль такой. А то, что круги под глазами от недосыпа, худоба болезненная и волосы в беспорядке — так это так модно сейчас.
Героиновый шик.
И вот теперь я сижу, курю, старательно накачивая легкие никотином, пью сладкую дрянь.
И не думаю о том, что произошло этой ночью со мной.
Не думаю.
— Оленька…
Господи, надо ему, наверно, сказать, что меня тошнит от этого его «Оленька». Что каждый раз, когда он называет меня так, хочется его ударить.
И сейчас хочется.
Вместо этого я гашу немотивированный всплеск агрессии очередной затяжкой и поворачиваюсь к Марату.
— Оленька, ребята зовут на вечеринку. Скоро будет, в «Ленэкспо». Обещают вип-ложу. Это отдельный вход, отдельный гардероб, и все по высшему разряду.