— Что там?

«Памятные книги выпускников академии… — в голосе Рыжего странным образом смешались возбуждение и грусть. — За последние лет сто, кажется. Помоги-ка мне, Влада. — Он запрыгнул на полку, с нее перебрался выше и указал лапой на корешок переплетенного красным шнуром альбома. На нем стояла дата: «526 год от Р.М.». — Достань его. Только осторожно! Осторожно, говорю!.. Ага, на стол положи. Так, кажется, то, что надо».

Рыжий выглядел таким взволнованным и испуганным, что я не удержалась и провела рукой между стоящих торчком мохнатых ушек. Он даже не заметил.

«Листай», — скомандовал.

Я провела рукой по шершавой кожаной обложке, с выгравированным гербом академии. Он чем-то неуловимо отличался от того, что был сейчас. И открыла книгу. Листы плотные, из белого, пожелтевшего по краям картона, прослоенные тонкой прозрачной бумагой. С каждой страницы на меня смотрели юные улыбающиеся лица. Выпускники. Художнику пришлось долго и кропотливо поработать. Или без магии не обошлось? Хотела задать Рыжему вопрос, но осеклась. Поняла вдруг, что сейчас совсем не время для вопросов подобного характера.

«Не торопись. Листай помедленнее…» — знакомый голос надломился, будто сдерживая слезы. Может просто кажется? Атмосфера очень располагающая.

Рыжий так внимательно рассматривал нарисованных адептов, что у меня не осталось сомнений — он их знал. Я перевела взгляд на шкаф: полка, на которой стоял альбом, находилась почти в его середине. Как давно его туда поставили? Сколько лет назад…

Рыжий вздрогнул, прервав мои размышления. Положил лапу на страницу, не давая листать. И замер так.

С выцветшего изображения на нас смотрел симпатичный юноша с копной каштановых волос, ярко-зелеными глазами, россыпью светлых веснушек у носа. Он улыбался немного высокомерно и загадочно. Под ним вязью из черных чернил вилась надпись.

«Оторви этот портрет. Только осторожно… — мыслеголос звучал приглушенно. — Сохрани пока. Если меня убьют, то пусть его повесят на мое надгробие».

Я потянулась к альбому дрожащими пальцами. Коснулась лица нарисованного юноши. Заглянула в удивительно знакомые глаза.

— Как это случилось, Рыжий?.. — хотела добавить: как ты стал котом, — но язык точно прилип к небу.

Я не ожидала, но он ответил:

«Думал, что умнее других. Вот и поплатился. Отрывай, давай, нечего с ним нянчится. Все равно он давно уже мертв, осталась только рыжая шкура и труха. — Рыжий резко отвернулся и спрыгнул со стола. — И альбом на место положи. Я бы и сам мог, но у меня лапки».

— Рыжий! — он нехотя обернулся на мой окрик. — Что там написано?

«Имя».

— Я не могу прочесть…

«И незачем. Я же говорю, тот человек уже умер».

— Скажи мне, пожалуйста. Для меня это важно… Да подожди ты! Или хочешь, чтобы на твоем надгробии написали: Рыжий?

«Ладно…я оценил твои ораторские способности. Янис. Меня звали Янис… А теперь пошли, а то сядет у кристалла зарядка и пиши пропало», — и ловко лавируя между груд хлама разной степени важности двинулся в глубь подвала.

Я осторожно оторвала портрет и, бережно разгладив, положила в карман платья. Так муторно мне не было даже в день свадьбы…

— Подожди!

«Что еще?..»

— Не понадобится тебе никакое надгробие, слышишь! И Клемтон тебя даже пальцем не посмеет тронуть! И Киаран тоже. Только через мой… труп.

«Оптимистично… Спасибо, Влада. Но давай обойдемся без твоего трупа. Я этого уж точно не стою. Все, забыли. И перестань на меня так смотреть. Ненавижу, когда меня жалеют».

Кристалл тускнел. Голубой лучик дрожал, грозя вот-вот угаснуть. Он довел нас до противоположной стены, но там ничего не обнаружилось. Я уже испугалась, что придется крошить камень с помощью неведомых мне заклятий. Но изменчивый луч вдруг развернулся и стал указывать назад. Мы молча двинулись по собственным следам. Чуть левее, еще чуть левее, обогнули многообещающий сундучище, и остановились около полки, уставленной запылившимися сосудами.

— Тут? — почему-то я вовсе не обрадовалась.

Лучик моргнул, скользнул по стене и… погас.

Потрясла. Пощелкала пальцем. Подышала, согревая. Потерла меж ладоней.

Не помогло.

«Бесполезно. Вот и все… тяжело вздохнул котоголос. — Хочется верить, что все это время мы приближались к кольцу, а не гнались за собственной тенью».

— Что делать? Начнем с этих бутылочек? — я взяла одну. Теплая. Запечатана сургучом. Потрясла. Тяжелая, но ничего не булькает, не гремит. Не понятно. Поднесла к уху зачем-то.