— Давай!

Глаза-то как загорелись! Нет, навсегда утоплю в душе те короткие дни, что провёл за барьером. Некоторые сказки опасны для ушей и душ, к счастью, не перевелись ещё и полезные.

— Забирайся в кровать, раз еды, скорее всего, скоро не принесут, я лягу на полу, и мы отлично проведём время с тем что есть.

Я рассказывал долго, сам не на шутку увлёкся, а потом показалось, что охотник заснул: он совсем притих и дышал ровно. Я умолк, чтобы ему не мешать, но он сразу завозился:

— Бениг!

— Да, я здесь.

Свеча догорела, так что разговаривали мы в темноте.

— Послушай, я, когда мыл в зале потолки и стены, увидел немного другого Аелию. Мне кажется, что он и сам не рад, что жесток с тобой, только не знает, как из всего этого выпутаться. Понимаешь, когда тебя нет рядом, он словно бы не прочь стать мягче, но как только видит тебя, такого красивого что глазам больно, завидует и ожесточается вновь.

Любопытна эта попытка разобраться. Наверное, люди, не обладая физической мощью, охотнее и изощрённее нас пускают в дело разум. Надо и мне этому поучиться. Я сказал:

— Ну мне его жаль, конечно, да только ведь он знает способ навсегда от меня избавиться, но не спешит им воспользоваться.

— Может, он боится, что ты его убьёшь, получив такую возможность, а может не хочет остаться совсем один.

— И к чему ты это всё?

Охотник вздохнул и снова завозился. Казалось его мучает нешуточное смущение:

— Вот если бы ты сам сделал первый шаг! Ты сможешь, а он — нет.

— Почему это я смогу? — проворчал я сердито, хотя и не сдержал улыбки, зная, что охотник правильно разберётся в моих интонациях.

— Ты такой! — донеслось из темноты. — Я поначалу переживал, что ты станешь хуже относиться ко мне из-за того, что ящерка велел мне бить тебя плетью, и я его послушался, с ума тут сходил от невозможности что-то исправить, объяснить, а потом понял, что нет крайней нужды это делать, поскольку презирать меня всё равно не станешь. Ты добрый, а добрые всё могут понять.

А ведь я и сам что-то подобное обдумывал недавно, только другими словами.

— Полагаешь, стоит просто поговорить?

— Ты попробуй.

Пожалуй, следует внять разумным словам, вот только я горазд рассуждать пока Аелия не стоит перед глазами, а увижу его, и сработают старые привычки. Впрочем, намерение — уже начало перемен, а там посмотрим. Хуже точно не будет и так уж всё хреново.

Вскоре дыхание человека стало ровным, он заснул. Я встал, стараясь не шуметь, и набросил на него драконий плащ, а потом растянулся на голых досках пола и задремал со спокойной душой.

Сидеть под замком, выполняя приказ ящерки, оказалось совсем не сложно. Если Аелия мечтал поссорить нас с охотником, заперев в одной камере, то и тут просчитался. Мы отлично ладили прежде, в вынужденном заточении сдружились ещё больше. Безделье, главный враг заключённых, нам не грозило. Я знал множество историй, а человек охотно их слушал, мы возобновили так рано прерванные занятия по самообороне, и, хотя для настоящих упражнений в комнате было тесновато, разучивали то, что удавалось.

Выяснилось между делом, что охотник неважно танцует, и я со всем рвением бывшего светского человека принялся наставлять его в таинстве фигур. Сам уже много лет на балах не бывая, всё же ухитрялся подсматривать за людьми и знал все модные веяния. То вполне серьёзно, то едва сдерживая смех мы кланялись и скакали в контрдансах под моё негромкое пение — все распространённые мелодии я тоже знал.

Свечу нам давали далеко не всегда, но и это не мешало радоваться жизни. Охотник ложился на кровать потому что плохо ориентировался в темноте, а я садился на пол и принимался рассказывать страшные истории. Иногда мне удавалось его напугать, но чаще всего на все мои старания он принимался хохотать, и я охотно присоединялся к искреннему веселью.

Мы дурачились как мальчишки и временами я совсем забывал, что он человек, а я вампир. Голод иногда мучил, но я так привык смирять свои потребности, что почти его не замечал и уж тем более на Криса не облизывался. Моя кровь в его крови останавливала агрессию в любом случае. Аелия вряд ли понимал тонкость момента, иначе не возлагал бы надежд на совместное заточение своих пленников.

Слуга, явившийся в неурочный час, положил конец нашему соседскому дружеству. Аелия требовал к себе. Меня мучило подозрение, что охотника я больше не увижу, но улыбнулся беспечно и бодро, чтобы его не расстраивать. Идеи милой беседы с палачом, истязавшим меня много лет, пока не вдохновляли, я не верил, что из этого выйдет толк, хотя и не спорил, когда Крис настойчиво пытался склонить меня к мирным переговорам. Потом попытаюсь, когда восстановлю шкуру и силы после неминуемой очередной экзекуции. Должна же она настроить меня на смирение.