Лимм расхохотался. Его голос гулко прошёлся по пустынному пространству замка, завис где-то очень высоко.

– Не тебе пугать, муйба! Да меня и не напугаешь – ты же можешь увидеть, хоть и износилась, как истёртая в пути обувь.

– Я давно не муйба, дракон, – она действительно была сильнее, чем показалась сначала. – Мы не те, кто тебя остановит. Только кровь способна убить. Кровь сильнее тебя, но ты слишком стар и недальновиден, чтобы понять это.

Старуха сделала знак рукой, и слуги растворились, исчезли, растёкшись ручейками в огромном замке. Остались только он и она.

– Ты можешь меня уничтожить, – сказала слова тихо, но без страха. – Просто так, от злости. Я не боюсь уйти на небо. Здесь почти не осталось ничего, что держит такую рухлядь, как я.

Лимм прикрыл тяжёлые веки и ухмыльнулся.

– Ну зачем же? Живи, пока не придёт твоё время. Я не боюсь никого из вас. Никто не сможет ударить в спину – я слишком для этого осторожен и силён. Да и не задержусь я здесь надолго. Может, ты удивишься, но мир не заканчивается в Облачном Ущелье. Мне везде будет слишком тесно.

Муйба пожала плечами, хотела что-то сказать, но передумала. Опустила глаза вниз, а голову – в полупоклоне, и ушла. Он смотрел, как она шаркает опухшими ногами, как тяжело даётся ей каждый шаг и думал: сколько бы силы им ни намеряли, они всё равно слабые, эти бабы.

Зря драконы дали им шанс верховодить. Рано или поздно каждая из них становится немощью, что склоняет голову перед особью мужского пола. Времена бабьего засилья заканчиваются. Лимм будет тем, кто заставит переписать историю заново.

* * *

Лимм лежал в дальней пустынной комнате, где не было ничего, кроме стен и потолков. Лежал, раскинув в стороны руки и ноги, в тщательно прорисованном знаке гармонии: круг, волнистая линия, остроконечные пики двенадцатиконечной звезды, ещё один круг.

Он сделал слишком много, поэтому заслужил отдых. Лимм создал не просто механизм, способный разить на расстоянии. Он отладил целую систему, что опутала Заонг его дальновидным умом и хитростью.

Он подёргал за все нити, провёл несколько важных переговоров, убедился, что всё под контролем и движется в нужную ему сторону.

Перепроверил, покомандовал, где надо – припугнул, нажал, скорректировал.

Его грандиозная задумка приготовилась и ждала, когда Хозяин пошевелит пальцем. Пока что Лимм решил расслабиться и ещё раз продумать, прокрутить в мозгах, сверить.

Тёмное облако клубилось под потолком. Скоро придёт ночь, и тогда можно будет сделать ещё один шаг.

Лимм улыбался, прислушиваясь, как поют от возбуждения мышцы. В голове – лёгкой и незамутнённой – текли жидким золотом мысли.

О, да. Он гениален, как старбог. Он настолько же силён. Он долго ждал и дождался. Победа достаётся только тем, кто умеет терпеливо ждать. Годы, столетия – песок, что осыпается с тихим шорохом, сметая старое и зарождая новое. Его новь ждала за поворотом. Оставалось только повернуть.

Дара

Вот ведь штуковина: я ничегошеньки не понимаю, в чём магия того или иного явления. Я не о выкрутасах Зеосса сейчас, если понимаете. Ко всем их необычностям можно привыкнуть и не удивляться. Прилепить на лоб ярлык: «чудо» и не париться.

Но когда нечто необычное происходит в привычных материях, всегда бьётся в мозгах мысль: «Как?!». И огонь в груди, и слёзы, и восторг. Кажется: ты огромен, обнял бы весь мир, но не хватает рук, а поэтому эмоции фонтанируют во все стороны.

Возьмите хоть театр: бегают люди по сцене, руками машут, слова какие-то выкрикивают. Порой смотришь: неа, бегают и машут, и ничего не происходит. А иногда забываешь дышать, живёшь вместе с героями – прямо вон там, на грязных досках, перемещаешься в пространстве и не понимаешь, где ты и кто ты…

То же самое и с музыкой. Ну, есть музончик для настроения, телом подвигать, подвывать не в такт. А есть магия, когда замираешь и становишься частью звуков, мелодии, слов.

Может, у Нотты этой секрет какой в крови, как «лошадиное слово» у мохнаток, что помогает им зеосских коней усмирять, – не знаю. Но только ударила она по струнам – и внутри стало горячо-горячо, будто кипятка глотнул неожиданно и ждёшь, когда жар по пищеводу прокатится, чтобы дыхание отпустить.

Куда-то шум толпы спрятался. Наверное, люди и нелюди замерли, как и я. Ничего вокруг нет. Только звуки её музыки и горячая ладонь Геллана в руке. Остро, до слёз, словно не струны цепляла нежными пальцами дева на сцене, а задевала сердце. А когда она запела, мне показалось, что я оглохла на миг.

Не тоненький колокольчик, не журчание ручейка – нет. Её голос как удар. Как беспокойный рокот волн. Как эхо великих гор. Как глубина неба без облаков.

Била под дых, выворачивала внутренности, вышибая слёзы. Хотелось трястись в экстазе, плавиться в горниле невероятной чистоты. Я сдерживала пляшущие губы, чтобы не сломаться, не сморщиться некрасиво и не реветь навзрыд. Так это было сильно.