– Я вовсе не люблю вино!
– уверял он.
– Но мне нравится глядеть сквозь бокал на красного Пегаса, золотистого Пегаса, белого Пегаса, который сидит напротив и отныне будет только моим. Давай взлетим высоко под облака и там я сочиню настоящее стихотворение, о моя Муза, Леокадия! Но вскоре у Поэта разболелась голова и он больше не думал ни про стихи, ни про полеты. Они тихонько побрели по Можжевеловой улице, и Леокадия тоже не думала ни про стихи, ни про полеты, а все искала глазами в одном из домов окошко на седьмом этаже.

– Интересно знать, где сейчас Алоиз? И не посыпает ли ему Вдова носки нафталином?

– Ты что-то сказала, Леокадия?
– спросил Поэт.

– Да, сказала. Я охотно съела бы сейчас морковку.

– Ты слишком требовательный Пегас. Сделай так, чтобы на меня снизошло вдохновение, я напишу стихи, продам в "Стихотворную газету" и куплю тебе мешок морковки.

– ЧТО снизошло?

– Вдохновение. Это такое состояние, когда хочется писать стихи. Ну, словом, хорошее настроение.

– Хорошее настроение я могу выдавать тебе целыми охапками. В моем заветном тайнике его великое множество. Но разве у тебя самого не бывает хорошего настроения?

– Нет, никогда, потому что мир устроен очень скверно, жизнь скверная, а люди меня не понимают... Они-то как раз хуже всего.

– Подумать только!
– воскликнула Леокадия.
– А сам ты - разве не человек?

ЛЕОКАДИЯ И ДУШЕИЗЛИЯНИЯ

Леокадии очень хотелось повидать Алоиза.

Алоизу очень хотелось повидать Леокадию.

Но Поэт об этом не догадывался, он не думал ни о ком и ни о чем только о себе. И потому был уверен, что Пегас навсегда останется его личным Пегасом, то есть Леокадия всю жизнь будет только его Леокадией. Он шагал и шагал по улицам Столицы, и все говорил и говорил о стихах, которых не написал, и о Поэте, то есть о себе.

"Я предпочла бы почаще менять Поэтов, - думала Леокадия, например, каждый час".

Но она не могла об этом долго думать, потому что никакой еды у нее не было, и ночь казалась страшно длинной, хотя это была одна из самых коротких ночей в году.

– Как ужасно, что я появился на свет в этом ужасном мире! говорил Поэт.

– Ужасно, что ты появился, - поддакивала Леокадия.

– Кому в этом недобром мире нужны Поэты?
– вздыхал Поэт.

– Кому они нужны?!
– соглашалась Леокадия.

– Никому меня не жалко, - продолжал Поэт.

– Никому, - соглашалась Леокадия.

А Поэт радовался, что Леокадия ему поддакивает.

– Знаешь, давай поговорим немного о Лошадях, - предложила Леокадия, лишь бы только сменить тему.

– Прекрасно!
– воскликнул Поэт.
– Давай поговорим о тебе. Я тебе нравлюсь?

– У тебя нет бороды, - отвечала Леокадия.
– И лошадь ты тоже не сумеешь запрячь. А я ведь Пегас из тринадцатой пролетки. Меня запрягал извозчик.

– Поэт...
– начал было Поэт.

– Оглобля...
– фыркнула Леокадия и пошла своей дорогой.

Но Поэт догнал ее, громко декламируя на ходу:

О, Муза музыкальная, в моем мозгу

Стань музыкой и музицируй для меня, как...

– Как кто?
– спросила Леокадия.

– Подскажи мне, я дальше не знаю.

– Как муха, - отозвалась Леокадия.

– Музицируй для меня как муха! Великолепно!

– До свидания.

– Куда ты идешь, Леокадия?

– Домой.

– А где твой дом?

– В кустах сирени на Шестиконном сквере. Там мы ДОМА. Я и Алоиз.

И вдруг Леокадия почувствовала, что Алоиз наверняка сейчас на Шестиконном сквере, и все эти прогулки по Столице еще бессмысленней, чем ей казалось, и не успел Поэт и слова вымолвить, как она полетела ДОМОЙ.

– Добрый вечер, Алоиз, - поздоровалась она. Алоиз открыл глаза.

– Только, пожалуйста, не думай, Леокадия, что я тебя жду, пробормотал он.
– Я сейчас на Можжевеловой улице, у Вдовы, и никогда сюда не вернусь.

– Вот и отлично, - согласилась Леокадия.
– И я тоже.

ЛЕОКАДИЯ И ПОЭЗИЯ

Они проснулись в полдень от громкого возгласа:

– Приветствую вас!

Это был Поэт. Он предстал перед ними непричесанный и сонный, но зато в элегантном черном бархатном костюме и в белой рубашке с черной бабочкой.