– Сэр? – кто, чёрт, так стремится разыскать меня, что звонит прямо в офисе командования?! Мэрилин мне пишет, как и Сьюзи. Мне ещё никто не звонил.

Полковник встал:

– Я ухожу. Увидимся, когда закончишь, мистер Бакмэн.

– Да, сэр.

Полковник вышел за дверь и прикрыл её за собой. Мне захотелось сесть за его стол, но, вероятно, в этом случае меня поразил бы гром небесный за неслыханную наглость! Я взял трубку и поднёс к уху:

– Офицер-кандидат Бакмэн.

– Карлинг, это твой отец.

– Да, сэр. Что случилось?

– Нам нужно, чтобы ты приехал домой, Карл. Это твои мать и брат. С ними проблемы, – сказал он.

– Сэр? Что случилось? Мне было наплевать на Хэмильтона, но если что-то произошло с мамой, я должен был знать. Они попали в аварию?

Отец рассказал мне. Это была грязная история. Хэмильтон, в своём желании быть подальше от меня, отправился в колледж на юг, в Georgia Tech в Атланте. Вышло не очень хорошо. В отличие от большинства колледжей, этот работал по системе триместров. Вернувшись домой после первого триместра, он привёз такие же хорошие оценки, как и всегда. Во второй раз они упали до моего уровня. В третьем триместре они упали ниже плинтуса, и отец забрал его из колледжа. Когда это произошло, папа отследил меня и сказал приехать в пятницу, чтобы на выходные мы поехали собирать его и волочь домой.

В прошлый раз, в третий триместр, он исчез на неделю, бесследно растворившись. Никто не мог найти его, даже охранники из колледжа или кампуса. Затем он возник и принялся все отрицать. Мы никогда не узнали, бухал ли он где-нибудь, или валялся под кайфом, он же попросту отрицал, что вообще исчезал.

На этот раз всё было много, много хуже. Он пропал почти на две недели, и, объявившись, он был схвачен охраной кампуса, которая допрашивала его в офисе перед тем, как позвонить отцу. Хэмильтон всё ещё не говорил, где он был, попросту отрицая факт своей пропажи, не смотря на то, что сообщил отцу колледж. Основное поведение Хэмильтона – ложь и отрицание. Папа поехал, чтобы вытащить его. Как и прежде, Хэмильтон был отправлен к психотерапевту из-за своего странного поведения. Как и прежде, мама была совершенно подавлена и выплакала все глаза из-за провала любимого сына. Однако кое-чего прежде не было – мамина депрессия была куда серьёзнее, возможно, потому, что меня не было рядом, чтобы её утешить, и у неё был нервный срыв.

Такая страшная беда была нам в новинку. Раньше мама отрицала и тень его проблем, даже настаивая, что он не ходил к психиатру, хотя мы все знали, что он с ним виделся. Тогда у нас с папой состоялся долгий разговор, и он спросил меня, почему я пошёл в колледж за Хэмильтоном. Он был потрясён, когда я прямо сказал ему:

"Я пошел за ним лишь потому, что ты сказал мне сделать это."

Когда он спросил, было ли это единственной причиной, я оборвал его, спросив, а был ли у меня выбор. Кажется, он впервые задумался о своих удручающе ничтожных навыках воспитания.

Теперь всё было хуже. Оба – и Хэмильтон, и мама – всё время проводили в психушке. Я даже хотел спросить, есть ли у них смежные комнаты, но решил не искушать судьбу. Он хотел, чтобы я приехал домой.

Я в изумлении уставился на трубку.

– Папа, я в армии. Ты знаешь, что это такое. Я не могу бросить всё и вернуться домой – я на службе!

– Это для блага твоих матери и брата. Ты должен поговорить с их врачом, – ответил он.

– Прошу прощения? Они в психушке, и ты думаешь, что мне нужен увидеться с психиатром? Чья это была идея – врача или мамы? – это было просто смешно.

– Твоя мать считает, что это позволит тебе понять брата и помочь ему, – кажется, даже отец считал, что это бред, но всё, что я мог – это удержатсья от смеха.

– Нет, папа, этого не случится. Я не вернусь домой, потому что мама может обвинить меня ещё и в том, что мой брат – буйный псих. Ты знаешь это, и я знаю это. Только мама отказывается это признать.

– Карлинг, это правда не так… – попытался сказать он.

– Папа, это именно так. Ты знаешь диагноз? Хэмильтона, я имею в виду, не мамы, – спросил я. Отец пытался отнекиваться, но я продолжал настаивать, – Папа, я имею право знать. В чём его проблема?

Он вздохнул.

– Это шизофрения или что-то такое.

Я практически слышал в трубке его плач; для него это было по-настоящему ужасно. Психическая болезнь всегда осуждалась обществом; это не то, о чём вы могли сказать другим людям. Мама даже себе самой в этом не признавалась – ни тогда, ни сейчас.

– Папа, я имею право. Он выгнал меня из семьи. Мне нужно посмотреть копию докторского отчёта, полный диагноз, – никогда не знаешь, где это может пригодиться, например, попросту доказать, когда он окончательно сведёт меня с ума, что на то были причины!

Папа поспешно попытался отступить, но я продолжал наставивать. Пока он не согласился переслать отчёт мне. Я также повторил, что не приеду домой, и что я и так слишком рано увижу братца в следующий раз. Родители сами посеяли ветер, им теперь и пожинать вихри. Мне было жаль маму, но я двигался дальше.

Повесив трубку, я какое-то время сидел там, пока не вспомнил, где нахожусь. Я вскочил и помчался открывать дверь.

– Прощу прощения, сэр! Мне не следовало занимать ваш кабинет! – выпалил я.