Лейтенант-полковнику Браунэллу было под 45, он был полуотставной после того, как побывал во Вьетнаме и малость обгорел. Он лишь улыбнулся, входя обратно в свой кабинет, и закрыл за собой дверь – всё ещё оставляя меня внутри.

– Всё в порядке, мистер Бакмэн?

Я помедлил перед ответом, а затем спросил:

– Как вы всё-таки получили звонок от моего отца, сэр? Если я могу спросить.

Он кивнул.

– Я немного поговорил с ним. Похоже, он даже не знал, что ты находишься здесь на тренировке этим летом, – он выглядел удивлённым.

Я тоже кивнул.

– Я расстался с семьёй уже много лет назад, сэр. Мне жаль, что вы были вовлечены в этом. Я прошу за это прощения. Больше этого не повторится.

Наверное, папа позвонил мне домой, и кто-нибудь дал ему номер Мэрилин. Она была единственной, кто имел более-менее подробное представлении о моём местоположении, а также точный адрес, чтобы слать мне письма.

Он лишь отмахнулся.

– У нас есть возможности для отпуска по семейным причинам, по крайней мере, на пару дней. Мы можем доставить тебя домой через пару дней, я уверен.

– Нет, сэр, это не понадобится.

– Серьёзно, ты рекорд класса по личной подготовке. Я не вижу никаких трудностей в том, чтобы устроить тебе трёхдневный отпуск по личным экстренным обстоятельствам. В смысле, я не уточнял, но твой отец упомянул, что твои мать и брат в больнице. Ты не хочешь ехать домой? – он глядел с лёгким недовением.

Повернувшись, я поглядел в окно, в сторону одного из парадных плацев. Это всё было лишь потерей времени. Я повернулся к нему лицом:

– Это не поможет, сэр. Здесь не место об этом говорить, но моё возвращение никому не поможет. Мне жаль, если я выгляжу бесчувственным, но меня с ними очень мало что связывает.

Он пожал плечами.

– Не могу сказать, что я понял, но это не моё дело. Если ты передумаешь, мои двери всегда открыты.

Я понял намёк. Было очевидно, что меня отпускают обратно на службу.

– Спасибо, полковник. Я извиняюсь за вторжение. Этого больше не произойдёт.

Я отдал честь, дождался ответного жеста рукой, повернулся и вышел. Я пропадал почти час – где-то на 59 минут больше, чем заслуживает мой брат.

В следующем письме от Мэрилин она подтвердила, что мой отец звонил ей и получил от нее мой адрес. Я в ответ написал ей, что произошло. Я чувствовал себя виноватым перед отцом, но он действительно сам зарыл себя в это дерьмо, и я понятия не имел, как он теперь собирается оттуда откапываться. Это он позволял маме годами говорить о том, как бедного Хэмильтона не понимают, и что это всё моя вина, вина школы, чья-нибудь ещё вина. Кого угодно, только не его. Ладно, я допускаю, что подтверждённый диагноз, такой, как шизофрения – больше, чем просто недостаток характера, но с меня было довольно. Если бы не Сьюзи, я бы давно умыл руки от всей этой кучи.

Через неделю мне захотелось-таки в экстренный отпуск, но не домой. Мэрилин бросила меня. Это была моя вина; моего длинного языка. Когда я писал ей, то дал длинному языку писать за меня. Кое-что из написанного оказалось для неё неприемлемым, и она ответила, куда и как далеко я должен пойти. Она также прислала мне обратно все украшения, что я купил ей.

Это был не первый раз, когда это случалось, но впервые, когда меня не было рядом. Она бросала меня раньше между сеньорским и юниорским годами, прямо как сейчас и по схожей причине – из-за моего грёбаного жирного длинного языка. Она написала мне, что один из её маленьких братьев, кажется, Петер, умудрился упасть в камин. Я написал, что это не беда – у неё ведь так много братьев и сестёр, что всегда найдутся запчасти. Большая ошибка! Мне тут же сообщили, что семья для неё важнее меня, и она вернула мне булавку братства.

Отдавать девчонке свою булавку – это как бы предзаказ. Огромное количество парней отдают девушкам булавки с намерением залезть к ним в штаны. Что, чёрт, характерно – у меня это тогда удалось! Также у нас есть легенда о Проклятии Второкурсников, в которой говорилось, что если второкурсник даст девушке свою булавку, то та его в итоге бросит. Глядя логически, это было неизбежно, учитывая то, как много девятнадцатилетних знают, на ком женятся. Ладно, это не касалось Мэрилин, но тогда проклятие сработало! Чтобы не искушать его, я на сей раз не стал давать ей свою булавку.

Да, тогда мы сошлись вновь, но мне потребовалось на это полгода. Ни одна девушка не может бросить Карла Бакмэна! Я пустился во все тяжкие, тусовался сразу с несколькими девушками, которых встретил ещё до того, как виделся с Мэрилин. Я был настоящей свиньёй. Наконец, в январе мне удалось решиться, засунуть подальше свою гордость и написать ей письмо, начинающееся с извинений. Мы встретились и снова вернулись друг к другу.

Ладно, я снова облажался. Нет, я ни слова ни сказал про её семью. Теперь я был наученным и знал, как она важна для неё. Нет, в этот раз я действительно всё испортил – я назвал её тупицей.

Ну, не совсем так. Это скорее следовало из моих слов. Она окончила свои два года в MVCC и собиралась переводиться в Платтсбург-Стейт. Она написала, что будет ночевать у своей тёти Линетт, и зачем-то заметило, что теперь её образование равно моему. Да, я должен был остановиться и не оспаривать это; да, я знал, проживя с ней почти пятьдесят лет, что она была эгалитаристкой, тогда как я был элитарист. Да, я должен был знать это лучше, потому что мы не раз спорили об этом за все годы. Но нет, я был «умнее».