– Мы можем, эээ, поговорить?

– Ты чёртов мудак! – завопила она.

– Ага, знаю, – кивнул я. – Потому я и здесь.

– Мудак, – пробормотала она. Воздев руки, она откинула кухонное полотенце, которое держала, и полезла в шкаф за курткой.

– Пошли, мудак, прогуляемся.

Она пулей вылетела из квартиры, и я поспешил за ней.

Я совершенно не был уверен в том, как это сработает. В прошлый раз, когда мы делали это, она уже простила меня благодаря письму еще перед тем, как я пришёл к ней. Линетт быстро умотала на выходные на озеро в Берлингтоне, и мы с Мэрилин провели уикэнд вдвоём, не вылезая из кровати. Теперь она уводила меня из квартиры, и я не заметил, чтобы Линетт паковала чемоданы для срочного отбытия. Я догнал Мэрилин и шёл рядом до ближайшей начальной школы. Она уселась на скамейку, и я присел рядом.

– Мы можем поговорить?

– Ты мудак! – Мэрилин ударила меня по руке. Это было совершенно не больно – она била как девчонка, но я снова удержал язык за зубами.

– Мне жаль. Мне правда жаль, – сказал я ей.

– Мудак! – она снова ударила меня. Она повторила это пару раз, и я просто сидел, пока она, как мне казалось, не выпустила пар. Выждав минуту, я извинился снова – и она снова ударила меня. Я определённо не так представлял себе наше воссоединение.

Наконец, она остановилась, и мы снова сидели там – бок о бок. В какой-то момент она прижалась ко мне и снова назвала мудаком, а я приобнял её за плечо. Я только прошептал, как мне жаль, и она заплакала, уткнувшись мне в плечо и называя меня мудаком каждые несколько минут. Наконец, она прекратила плакать и снова села прямо, всё ещё достаточно близко, чтобы я мог обнимать её.

– Ты так и не сказала, прощён я или нет, – заметил я, но в ответ получил лишь ещё один пинок.

– Мудак! – Мэрилин встала и взяла меня за руку. Она повела меня обратно к квартире и оставила стоять внизу.

– Стой здесь. Я спущусь через пару минут.

Это заняло скорее минут пятнадцать, но она не смогла бы сказать время точно даже рядом с Биг Бэном. Она вынесла чемодан и кинула его на заднее сиденье съёмного автомобиля, к моим сумкам.

– Где ты остановился? – спросила она.

– Ещё нигде, – покачал я головой, – Я отправился сюда прямо из аэропорта.

– Holiday Inn на Роут, 3, - она запрыгнула в машину, а я недоверчиво стоял пару секунд – прежде, чем сесть на водительское место. Мэрилин нужно было покомандовать мной. Пять минут спустя я остановился у Holiday Inn. Мэрилин оставалась в машине, пока я ходил регистрироваться, а затем я вернулся и проехал до ближайшей двери. Мы остановились в задней комнате на втором этаже. Я схватил свои сумки, и, потянувшись за сумкой Мэрилин, обнаружил, что та уже держит её в руках. Мэрилин никогда не носила свои сумки!

Я зашёл в комнату и поставил сумки. Мэрилин поставила свою туда же, а затем поглядела на меня и чуть улыбнулась. Она сняла куртку и не остановилась, а наоборот начала расстёгивать блузку. Я улыбнулся ей и, положив на стол шляпу, начал расстёгивать рубашку, которую носил под форменной курткой. Мы продолжали до тех пор, пока не остались нагими, а затем взобрались на кровать.

– Эмм, не хочу показаться грубым, но ты всё ещё на таблетках? – спросил я.

Мэрилин опять пнула меня, назвала мудаком, а затем сказала:

– Да, чёрт возьми.

Я с облегчением выдохнул и, подкатившись, сунул руку ей между ног. Мэрилин застонала и, потянувшись, схватила мой член. Я ответил тем, что зарыл лицо в её сиськах и начал теребить пальцем её клитор. Как только она стала влажной, я уронил её на спину и забрался сверу. Мэрилин провела меня внутрь, и мы поднажали; она охала и извивалась подо мной. Я тоже стонал, охал и извивался, и казалось, что это длилось вечно, пока я не накачал её спермой по полной.

Тогда я расслабился и, лёжа на ней, спросил:

– Это значит, что я прощён?

Она снова обозвала меня мудаком и пнула в бок. Затем она начала целовать меня, и мы пошли по второму кругу. Может быть, в итоге меня всё-таки простят.

Вечер пятницы и утро субботы мы с Мэрилин провели в номере – трахая друг другу мозги (и не только) за выслушиванием моих извинений и её пинками. В субботу к обеду она прекратила сердиться, и мы перешли от косметического секса к дикой обезьяньей любви. Однако в наших отношениях произошли серьёзные перемены. Теперь мы относились друг к другу куда внимательнее, чего также не было в прошлый раз. Выглядело так, будто мы больше не юные парень и девушка. Теперь мы были взрослыми и более преданными друг другу, пусть даже нам было едва за 20. В субботу мы оделись, я отвёз её в торговый центр, в ювелирный магазин, поглядеть на свадебные кольца. Пока я не спрашивал её официально, но она посмотрела несколько и выбрала кольцо, и я внёс половину стоимости в качестве предоплаты. Вторую половину я должен был внести через месяц – и тогда она стала бы моей невестой. Мы решили сделать официальную помолвку на Рождество, когда я поеду в гости к её семье и попрошу благословения у её отца.

На этой ноте я направился обратно в Трой. Первым делом, оказавшись дома, я побежал к Бруно.

– Прости, Бруно, но твоё царствование окончено, – сказал я ему.

– Ну, что ж, да здравствует шеф и всё такое, – ответил он.

Весной я сделал одну радикальную вещь, о которой в первый раз определённо даже не задумывался. Я выдвинулся на должность Канцлера. Канцлер, равный Президенту братства, был странной должностью. Ему нужно было руководить встречами и пасти разрозненные стада парней из колледжа, и многие ребята сознательно отказывались быть им. Также были некоторые рутинные вещи – вроде отчёта в колледж и в национальную организацию или ежемесячные встречи с Большим Советом Братства. Некоторые ребята были в этом хороши, другие – нет. Чтобы получить эту должность, требовалось обладать определённой степенью уважения в братстве. У того накуренного дурачка, каким я был в первый раз, не было ни шанса. Теперь я имел немало уважения – как кандидат на докторскую, как военный, как повар. Мы больше не были военным братством; война во Вьетнаме окончилась, закончился и набор военных, количество курсантов КПОЗ резко упал, и мой курс был последним, где оставалось хоть сколько-то курсантов КПОЗ. Это также способствовало моему авторитету.