— Не отпустит, — мяукнула рыжая прядь.

Я почесала голову и нащупала выползающую из моих волос хитрую рыжую морду.

— Вот прямо мечтала услышать сейчас именно это! — процедила я, оттаскивая кота за шкирку и сажая поодаль.

— Так ты хочешь слышать правду или то, чём мечтаешь? — фыркнул кот.

— Я хочу услышать хоть что-нибудь, что мне поможет, — мрачно сказала я. — Послушать тебя, так я отсюда никогда не выберусь.

— ТАК ты точно не выберешься. Ты всё время ждёшь, что тебе расскажут, покажут, научат, сделают за тебя. Перестань быть папиной дочкой, импровизируй…

Он снова подошёл, положил свою пушистую голову и мягкую лапу мне на плечо. Я не знала, что он такое, на чьей стороне. То ли он папашин шпион, то ли сам по себе. Кот ухитрялся умилять меня с той же сноровкой, что и бесить. Но болтать мне всё равно было больше не с кем. А когда он, тёплый и пушистый, вот так нежно прижимался ко мне, я всякий раз успокаивалась и засыпала.

Дотянуться во сне до Эльдиса никак не удавалось, несмотря на все мои свежеприобретённые силы. Мирок Норба был запечатан надёжно. Однакопосле моего непродолжительного нытьяотец согласился устроить мне просмотр — чисто ради моего обучения.

— Только не наделай глупостей, — сказал он, беря меня за плечи. — Ни во что не вмешивайся, молчи и смотри. Никто не должен заметить твоего присутствия.

Я кивнула и сосредоточилась на дыхании. Вдох… Ветер играет моими волосами, запускает холодные пальцы за шиворот. Выдох… Я слышу птиц, чирикающих высоко в небе. Вдох… Всё не имеет значения, есть только это место, где мы сидим. Выдох… Нет ничего, только звон в ушах. Всё растворяется и теряет краски… Вдох…

Эльдис сидит на топчане в полумраке знакомой мне комнаты совершенно голый. Он улыбается. Голая Саралита подходит к нему, садится рядом и протягивает чашу. Он делает глоток, возвращает чашу. Саралита тянется лицом к его лицу… Я не выдерживаю. Удушающий гнев охватывает меня.

— Сука! — кричу я и сама не понимаю, как хватаю её за волосы.

Отец отпускает мои плечи. Контакт разорван. Я продолжаю сжимать волосы проклятой ведьмы, которая визжит и брыкается, но теперь уже здесь, на скале, рядом со мной. Я в полной растерянности разжимаю пальцы, а она отползает в сторону и сидит, тяжело дыша, обхватив колени.

— Что ты наделала?! — риторически восклицает отец.

— Идиотка! — Рычит Саралита.

«Все хорошо», — проносится в голове безмолвная речь кота.

Хорошо или плохо то, что я сделала? Какая разница? Одно очевидно. Я не буду больше играть по твоим правилам, сумасшедший Норб. Я сделала то, что сочла нужным, к чему бы это ни привело.

Отец сурово глянул на меня, махнул рукой, и мы все вдруг оказались в тёмном подвале. На стене коптил единственный факел. Позеленевшие от времени толстые прутья решётки отделяли меня от скукожившейся в дальнем углу голой Саралиты.

«Теперь она будет твоим питомцем, — пояснил Норб. — Будешь за ней ухаживать, кормить её, мыть — без магии. И тренироваться будешь только на ней. Не бойся, она тебе ничего не сделает, все её способности отключены. Разве что покусает. Но никаких разговоров с твоей новой зверушкой. Привыкай думать о ней как о материале. И никаких больше внешних объектов ты не получишь, пока ты не будешь готова!»

Это было проще сказать, чем сделать. Подраться с тем, кого ненавидишь — это одно. А издеваться, когда он, беспомощный, забился в угол грязной клетки — совсем другое. Использовать в качестве морской свинки живого человека, да ещё и знакомого — это как вообще? А потом ещё ухаживать, кормить, убирать какашки… Пожалуй, это было самое жёсткое наказание, какое он мог придумать. Я в роли маньяка.

«В каком смысле — тренироваться? — спросила я. — Что я с ней буду делать?»

«Всё, что тебе нужно освоить применительно к живым организмам, — ответил за него кот. — Анатомию изучать будешь. Останавливать и запускать жизнь, работать с каждым отдельным органом, чтобы разрушать или воссоздавать его, менять форму тела, замораживать и размораживать, отнимать и придавать вес — да много ещё всего!»

«Но я не хочу! — Возмутилась я. — И я это изучала уже — на лягушках!»

«Но тогда у тебя была другая магия, ты же не будешь утверждать, что умеешь водить машину, только потому, что когда-то каталась на велосипеде?»

«Я не хочу тренироваться на человеке».

«Ну, тогда можешь её убить, — сказал отец. — Или просто её тут оставить — сама помрёт».

«А нельзя, чтобы послушницы за ней ухаживали?»

«Нет».

«Ну, хотя бы через раз…»

«Нет. Это твоя работа. Никто другой за ней ухаживать не будет. Отпускать её тоже нельзя. Так что ты сама это с ней сделала».

«Но на хрена в темницу-то сажать?» — взмолилась я.

«Ну, ладно, не будем, — саркастически хмыкнул Норб. — Пусть она среди ночи нас тут всех перережет».

Эксперименты на моей новой морской свинке были перенесены на следующее утро. Оставшуюся часть я отрабатывала левитацию и телекинез. Завершались занятия, как всегда, трёхчасовой медитацией. Ох, как непросто следить за своими мыслями, зная, что отец слышит каждую из них. Впрочем, далеко они не улетали. Стоило мне отвлечься, и я немедленно получала увесистый подзатыльник.