— Тсс. Я усыпила дракона. Нам всем следует отдохнуть до заката.

Прислушавшись к себе, поняла, что она права — огонь во мне замер, уснул. Какое-то время я снова могла быть собою. Не нужно было бороться с внутренним жаром, смирять беспричинный гнев. Эх, если бы она научила меня управлять этим зверем, живущим во мне. Эйлин похлопала меня по плечу, ответила на невысказанный вопрос:

— Ты справишься с ним. Это как учиться ходить — сначала шаг, другой, а потом и побежишь, даже сама не заметишь, когда. Он же только родился, он же ещё дитя неразумное, твой дракон. Не различает добро и зло. Всё приходит со временем.

Помолчав минутку, она решительно объявила:

— Всё! Тебе пора! — и принялась выталкивать меня из избы.

— Куда мне пора? — растеряно спросила я, не пытаясь упираться.

— Рэй ушёл. Далеко. Навсегда. Проститься надо. — Эйлин строго посмотрела на меня и тут же потянула за руку вглубь леса. — Провожу.

Я покорно плелась за ней, не обращая внимания на встречающихся по пути магов, которые суетливо кланялись и отступали в сторону, опуская глаза. Было ли то сочувствие моей утрате, или вина за мой приговор, ожидающий меня на закате, я не знала, да и не хотела знать. Ожидаемая смерть Рэя наполнила сердце тоской и печалью. Я не успела узнать его и бесконечно сожалела об этом. Жизнь лишь подразнила меня подарком и тут же отняла единственного, кто любил меня, кто видел во мне лишь родную душу, а не средство спасения мира. У калинового куста Авэ с Ранугом дружно утаптывали землю вокруг свежей могилы. Светловласая Малва тихо и беззвучно плакала. Её веночек лежал здесь же последним подарком Рэю. Я подошла к девочке, чувствуя её искреннее горе, желая разделить его с ней. Она подняла на меня заплаканные глаза, обрамлённые длинными, мокрыми ресницами и, сопя покрасневшим носиком, пробормотала:

— Он был очень хорошим, очень. Добрым. Он умел любить всех.

Самая лучшая поминальная речь, которую возможно было произнести, прощаясь с моим дедом.

— Ты права, — шепнула я малышке, обнимая её за плечи. — Он умел любить. Это редкий дар.

Малву увела Эйлин, тихо напевая что-то торжественно-печальное. Рэю повезло — его ещё долго будет кому вспоминать, даже если этот закат станет для меня последним, и венки на его могиле не будут успевать вянуть под солнцем. Рануг ушёл сам, деловито, как обычно, подхватив свой инструмент. Он привычно бормотал себе в усы что-то про славного человека, который давно уже заслужил вечный покой, и что так долго жить просто неприлично, когда тебя дожидается старательно выкопанная могила. Авэ, успев высушить слёзы, обняла меня, постаралась поддержать, как умела.

— Ня журыся, панна-змий. Ён жа стары быв, ды и сляпой. Стамився вжо жыць. А хто б не стамився? Так, ты яго и не ведала амаль. Навошта ж слёзы праливаць?

— Мне бы хотелось узнать, — тяжело вздохнула я.

— Ну, так даведаешся яшчэ, — хлопнула она меня по спине. — Я ж табе голас яго душы падарую. Дай тольки час калине надыхацца яго духам.

— Со временем, Авэ, у меня как раз и негусто, — грустно улыбнулась я сочувствующей лесовичке. — До заката успеешь ли?

— А чаго же не паспець? Свисток змайстраваць справа не хитра, — она задорно подмигнула, но тут же, спохватившись, опустила голову и произнесла с искренней печалью в голосе:

— Зямля табе пухам добры стары Рэй и вечны упакой.

— Вечный покой, — эхом повторила я, навсегда прощаясь со своим едва обретённым дедом. Авэ потянула меня за собой, вцепившись в рукав.

— Пайшли са мной панна-змий да нас на заимку пагасциць. Чакаюць цябе там, — протараторила она, улыбаясь, подмигивая и подталкивая меня к одной только ей ведомой тропе. Сопротивляться я даже и не думала. Уютно мне было с лесовиками, светло. Уж если этот день станет для меня последним, то пусть не будет он омрачён тёмными балахонами магов. Стараясь не оглядываться на склонившийся над свежей могилой куст калины, я почти бежала за прыткой своей провожатой. Авэ, ловко огибая заросли, вела меня по незаметным в траве тайным тропам, о которых непосвящённым знать совсем не полагалось. К заимке лесовиков мы вышли удивительно быстро. Я с улыбкой припомнила свой путь с магами. Да уж, делиться своими секретами местный народец с ними точно не собирался. Я же вряд ли была способна заприметить эту короткую дорогу, потому что в памяти остались лишь мелькающие перед глазами деревья. Изба у лесовиков была добротная, двухэтажная, с резными ставнями, похожая на маленький лесной замок. Вокруг сторожевыми псами бродили волки, чуть ли не по головам прыгали любопытные белки.

— Звяры нашы, — отмахнулась от них Авэ. — Берагуць харомы.

В горнице было чисто, просторно и пахло травами, грибами да ягодами. Деревянный стол у окошка ломился от снеди. Румяные пышки, пирожки с разнообразной начинкой уже мечтали быть мною проглоченными. Даже не заметила, как принялась угощаться под одобрительные взгляды хозяев. Рануг радушно подливал мне морс и настойчиво подсовывал лакомства: засахаренные фрукты и медовые соты.

— Паспрабуй, панна-змий, — довольно приговаривал он, улыбаясь. — Гэта вельми карысна и для душы радасць.

Наевшись, казалось, на всю оставшуюся жизнь, я лениво подумала о том, что если и умру, так не на пустой желудок. А сытому, как говорится, и смерть не страшна. Когда с угощением я благополучно расправилась, Авэ проводила меня на второй этаж в спаленку, где дожидался нашей встречи их постоялец. Лестис выглядел бодрым, посвежевшим. Предположила, что без местной магии тут не обошлось, иначе умирающий вряд ли смог бы так скоро поправиться. Он мне улыбнулся и протянул руки для приветствия. Встать самостоятельно у него ещё не получалось. Лестис лежал под лёгким клетчатым пледом, опираясь спиной на пуховые подушки. Я поторопилась присесть с ним рядом на соседнюю лавку, укрытую шкурами, не желая тревожить всё ещё слабого серого мага.

— Я боялся не успеть повидаться с тобой, дева-дракон, — тихо проговорил он, заглядывая мне в глаза. — Знаю, не смогу тебя защитить, но прошу — не дай им ошибиться снова. Ты должна жить, я понял это, когда почувствовал твои силы, открывая дорогу теней. Ведь ты спасла меня, позволив использовать их. Я буду на закате у святилища. Я хочу попытаться отстоять тебя. Они должны понять, что нам нужна твоя живая сила, а твоя смерть — это гибель для всех. Достаточно крови! Её и так уже слишком много пролито напрасно.