Еще издали приметив город с вершины холма, Аделаида поняла, что ей потребуется очень много времени, чтобы полностью осмотреть его. В центре города находилась его главная торговая площадь с огромной статуей Богини Земледелия, Торговли и Ремесел — Мафр, где каждые выходные собирался самый грандиозный в Элмордене рынок, на котором, казалось, было все: от шкур и костей до коллекционного оружия и волшебных зелий.

Несмотря на то, что официальным правителем Гирана являлся представитель человеческой расы, город фактически принадлежал гномам. За ними были закреплены северный, центральный и западный районы города, где они занимались ремеслом и торговлей. Конечно же, не всех устраивало такое положение вещей, и гномам приходилось выкладывать немалые денежки за свою безопасность.

Гиран был городом контрастов. Здесь соседствовали роскошь и нищета, праздность и рабский труд, бок о бок жили моты и труженики, рыцари и бандиты. Именно здесь на Арене воины сражались за право принять участие в Олимпиаде и возможность выбиться в рыцари или даже получить дворянство. Кому-то это удавалось, но остальным, не столь удачливым и умелым, коих было большинство, оставалось лишь трудиться здесь до конца своей жизни. Кому-то везло, и он становился прославленным воином или великим магом, а кому-то приходилось годами охранять толстеньких гномов и их имущество от бандитов и воров.

Верховный священник женил в стенах местного храма гномов и людей. В этом месте смешивались между собой всевозможные расы, и ни для кого не было удивительным увидеть орка, спокойно торгующего с гномом, в то время как далеко на севере, в Шуттгарте, между ними наверняка бы завязалась драка. Тем не менее во избежание межрасовых конфликтов гильдии располагались на разных окраинах города. Центральный Храм Эйнхасад гордо венчал восточную городскую насыпь, рядом с ним находилась неприметная гильдия воинов, а гильдия магов покоилась на острове, соединенном с храмом мостом. Магическая Школа Гирана была одной из сильнейших на континенте. Особенно модно среди людей недавно стало увлечение некромантией[2], и хотя всю магию люди освоили уже очень давно, именно теперь темные доктрины приобретали все большее признание и интерес, несмотря даже не то, что являлись официально запрещенными, и адепты подобных учений всячески преследовались властями. Темные эльфы ютились на западной окраине города в ремесленном и самом грязном районе.

Осмотрев себя в стоящее в холле огромное зеркало с головы до ног, Аделаида осталась довольна и была готова к выходу в свет, вернее в ночь…

Золотистый подол ее белоснежного атласного платья стлался по грязным подмосткам, измазанным сажей, шурша по стружке и битому стеклу. Кирпичные стены тесно стоящих домов словно пытались выдавить из затянутой в тугой корсет женщины остатки воздуха. Где-то на флюгере каркала ворона, и бранился потный гном в окошке мастерской. Ближе к центру дома начали расступаться. Здесь находились недорогие гостиницы, и нагулявшиеся бойцы, хмельные, разбредались по своим комнатам, а не нагулявшиеся — в компании пышных дев со спутанными волосами и широко разинутыми в хохоте ртами. И вот внезапно пыль расступилась, и золотые кованые фонари ярко осветили каменный тротуар. Стала слышна доносившаяся откуда-то издалека задорная мелодия флейты, и чем ближе Аделаида подходила к центральной арке, тем громче была музыка, и вот уже к флейте присоединились сиринга, и флюгельгорн, и колокольчики, и барабаны, и полуобнаженная Темная Жрица раскинула руки навстречу возможным послушникам у основания статуи Мафр, и салют, и площадь, и толпа людей, и красные знамена с черными орлами и крестом Эйнхасад, и полная луна. Никогда в жизни своей Аделаида не видела столько всего сразу. Пьяные драки, хохот и крики, запахи, звуки, и свет в глазах, и она вдруг почувствовала, как проваливается в огромную дыру и затем с бешеной скоростью вылетает в небо, словно конфетти из выстрелившей рядом хлопушки. Пока она обходила весь этот карнавал, уже начало светать, а ей так хотелось в нем подольше покрутиться. Она выпила бокал вина, затем другой и ощутила, что сама вдруг начала сверкать, и смеяться, и танцевать, и столько лиц вокруг… Маски, шляпы, шпаги и трости… И начался дождь, и загремел гром, и люди стали прятаться под каменными навесами крыш. Аделаида почувствовала руку, и другую, накрывающую ее плащом, и затем увидела смеющееся лицо, прямо напротив своего, с мокрыми русыми кудрями, спадающими на лоб…

…И в конце недолгой прогулки они стояли во дворике какой-то небольшой гостиницы, и Аделаида обратилась к своему кавалеру: «Хью, ты, конечно, хороший мальчик, но мое сердце неприступно, как камень». И в ответ получила лишь ключ от номера и заверения, что сон прекрасной леди потревожен этой ночью не будет. И слегка покачивающейся, но уверенной походкой ее провожатый исчез за углом, а она, уставшая и довольная, ступила в раскрытые перед ней лакеем двери и проследовала в покои за украшенной сиреневым бархатом дверью.

Аделаида проснулась через пару часов и первым делом поразилась ясности своих мыслей. Принюхавшись, она обнаружила у кровати огромный вазон с букетом ярко-красных роз, потянулась и подумала, что, может, было бы неплохо просто все бросить и начать нормальную оседлую жизнь, найти романтичного, в меру трудолюбивого и незаурядного парня, домик завести, детишек пару-тройку… Ну все! Натягиваем сапоги и бежим из этого слащавого праздного места. Аделаида заставила себя вылезти из-под теплого пухового одеяла, ужаснувшись собственным мыслям.

Пока она выбирала плюшку из десятка заманчиво лежавших на подносе в холле гостиницы, к ней подошел привратник.

— Господин Фидели, господин Хьюм Фидели очень настойчиво просил Вас ожидать его возвращения в номере, и я бы мог предложить… — начал пожилой слуга, многозначительно кивая головой.

И когда только они успевают стать господами? Не успев поразмыслить над этим как следует, Аделаида затолкала в рот пряную плюшку, а вслух сказала лишь «Вкусные булочки!» и, прихватив с тарелки земляничную, быстро вышла из дома.

По улице стлался густой туман, где-то щебетали птахи, пахло дымом от вчерашних хлопушек. Тишина и прохлада окружали вставшую ни свет ни заря гостью торговой столицы. В особняке напротив распахнулась дверь, и солдат отдал кому-то честь и, шумя доспехами, побряцал в сторону ворот. За ним из-за огромной двери высунулся маленький человек в коричневом фланелевом халате. Увидев движущуюся в его сторону темнокожую женщину, он замахал руками бренчащему латами солдату.

— Он не успеет повернуться и добежать до Вас быстрее меня в этом кухонном наборе, — ехидно заметила Аделаида, диву даваясь, откуда у нее такой говор — жизнь в большом городе, похоже, портит людей даже за одну ночь. — Да я так, шучу, — улыбнулась она серьезности господина в халате.