Шрифт:
— Койка может и жестковатая, зато одеяло тёплое, из лучшей шерсти. Отдыхай, высыпайся. А завтра я покажу тебе наш остров и монастырь, — оставив мне горящую свечу, настоятель удалился.
Усталость валила с ног, так что я почти мгновенно провалился в сон, и даже толком не прочувствовал жесткости или мягкости лежбища.
Снова тот самый тронный зал, атакованный ордами нечисти. На этот раз в нём совершенно пусто. Я не на троне, а парю сверху, раскинув руки, как птица крылья, и наблюдаю за происходящим внизу.
Высокие тяжелые двери открываются, в зал быстрыми шагами входят мужчина и женщина. Я готов был поклясться, что женщину я где-то видел. И слышал. Хотя это был совсем не тот скрип, которым говорил призрак моей настоящей матери, я узнал и вспомнил. Женщина говорила тёплым, бархатным, низким контральто. Едва уловимый запах амбры и цветущих лилий наполнил воздух. Да, это она — Королева Ночи.
— Ты слишком много заботишься о них, Крэй. Они того не стоят.
— Дорогая Крэя, подданные для монарха — как дети. Разве можно говорить, что дети не стоят заботы?
— Но они не твои дети, Крэй. И поверь, если случится несчастье… Если мы будем в опасности, о боги, мне не хочется думать об этом! Но просто представь — если такое случится. Вспомнят ли эти твои дети о том, что ты их отец? Или присоединяться к тем, кто будет рвать на части корону?
— Брось, Крея! — голос мужчины, довольно обычный, ничем особо не примечательный, звучит резко и немного надсадно. — Они ни за что не посмеют! Мои подданные любят меня!
Королева мягко обнимает супруга:
— Если бы всё оказалось так, как ты говоришь.
— Но ты всё же так не думаешь?
— Это лишь мои мысли. Просто будь осторожнее, Крэй. Я прошу тебя. Ради нашего будущего настоящего, а не символического ребёнка, — королева прикладывает руку к животу: если повнимательней присмотреться, становится заметно, что она ждёт ребёнка.
— Конечно, Крэя. Прости, если заставил тебя волноваться, — король целует руку супруги, — Ты слишком волнуешься и мало бываешь на воздухе. Может быть, стоит больше гулять в саду?
— Ты прав, мой король. Мне душно в этих стенах. Я боюсь этих пыльных портьер — вдруг за ними скрываются убийцы?
— Ну что ты! Портьеры вовсе не пыльные. Их вытряхивали всего лишь месяц назад!
— Но они могут скрывать за собой… Я хочу, чтобы их не было!
Королева бросается к тяжелым занавесям, скрывающим окна и с ожесточением срывает их.
— Да послушай же, Крэя… Конечно, если ты хочешь, мы уберём эти тряпки. Но ты зря беспокоишься.
Королева успевает содрать одну или две занавеси, когда все остальные — около ста штук — сползают на каменные плиты пола без её помощи. Из оконных ниш выступают вперёд люди в масках на лицах, с короткими обоюдоострыми мечами в руках.
Рывком сажусь на кровати. Мотаю из стороны в сторону головой, чтобы разогнать наваждение. Через узкое окно в келью проникает полоса света, отражается от зеркала на противоположной стене и падает на изголовье кровати.
— Доброе утро, Олел! — в комнату входит настоятель Дзамо, — действительно доброе, и тёплое. Такое у нас тут бывает не часто.
— Ещё скажите, что это я погоду с собой принёс.
— Да и не только погоду! Надеюсь, что не только.
Завтрак был так же прост, как и ужин — каша, фруты, вода. В столовой на этот раз были только мы с Дзамо. Монахи уже закончили трапезу и занимались разными работами.
Настоятель показал монастырское хозяйство — узкие полосы садов и полей на террасах, карабкающиеся по крутым скалистым склонам, стадо коз, несколько лодок для ловли рыбы. Хозяйство, прямо скажем, не богатое.
— Нам сложно выживать тут, и с каждым днём становится всё сложнее. Когда-то наша церковь была могущественна и влиятельна, но после раскола нам сохранили жизнь лишь из милости. Сначала жили семьями. От этих первых поселенцев остались только мы с Абзу. А скоро, похоже, останусь только я один, Абзу очень плох. Остальные прибыли к нам позже, всё это беженцы, изгои.
— А что с Абзу?
— Малярия. Нам нечем её лечить — кора хинного дерева закончилась. А так как Абзу уже стар, то вряд ли его сердце долго выдержит.
— В чём была причина, по которой вашу секту подвергли гонениям?
— Мы называем это расколом. Истинная причина была, конечно в том, что отцу нынешнего вождя хотелось убрать явных и возможных конкурентов. Ну а формальная — в разногласии по поводу толкования священных текстов. Хотя раскольникам, конечно, было наплевать на эти толкования.