— Нет, я ещё не видела профессора Сатабиша, — ответила Ниа.

А про себя добавила: «Надеюсь, я его до завтра не увижу».

Но Анемосу было всё равно, видела она его или нет. Он принялся в подробностях пересказывать ей все события пятницы. Антос и Тэрос с радостью помогали другу. Ниа рассеянно слушала и думала, как она завтра придёт к нему на урок. Стоило ей вспомнить лицо Эридана, и внутри поднималась такая боль и обида.

Начать новую тему они смогли только на второй паре, но, к удивлению Ниа, все поняли её достаточно быстро. Даже Тэрос к концу занятия почти не делал ошибок.

Собрав тетради, Ниа сразу пошла к себе. Обед она решила проигнорировать, сейчас ей хотелось только спать. Спрятавшись под одеяло, девушка провалилась в тяжёлый сон.

Когда она проснулась, в окно уже светила луна. Ужин она тоже пропустила. Ниа встала и открыла холодильник. Пусто, даже готовить не из чего… Порывшись в ящиках, она всё-таки нашла завалявшийся кусочек сыра и два яблока. В хлебнице лежала пачка печенья. Вскипятив чай, Ниа собиралась, наконец, поесть, когда в дверь постучали.

«Ливора! — схватилась за голову девушка. — Мы ведь так и не закончили разговор!»

Она поставила на стол дымящуюся чашку и открыла дверь. На пороге стоял тот, кого сегодня она хотела видеть ещё меньше, чем Ливору.

— Здравствуй, Ниа, — тихо сказал профессор Сатабиша.

— Здравствуйте, профессор, — она постаралась произнести это ровно, но в голосе всё равно послышался вызов.

— Можно войти? — спросил он.

— Конечно. Я собиралась пить чай, если хотите…

— Нет, думаю, не хочу, — ответил он и улыбнулся быстрой грустной улыбкой.

Хидори сел на кровать и задумчиво посмотрел в окно.

— Солус рассказал мне о вашей поездке, — медленно произнёс он. — Из его слов я сделал вывод, что ты, как и он, не одобряешь моей идеи.

— Не одобряю.

Это вырвалось у неё само собой, но, начав, она уже не могла остановиться.

— Потому что это жестоко. Вы ничего мне не сказали… Знаете, каково было стоять под его взглядом, от которого рыдать хочется, и не понимать, что происходит? Думаете, я когда-нибудь смогу забыть этот взгляд? Но я — ладно… А он? Вы подумали о нём? Как… как вы могли пойти на такое? Он постоянно вспоминает свою сестру, а теперь будет ещё вспоминать… человека, который для него никто! Только из-за внешности…

— Если бы вы были похожи только внешне, он не согласился бы встретиться со мной, — прошептал профессор Сатабиша.

— Может быть. Но я не Сорора! Вы не воскресили её! Вы воскресили только боль и страдание! — к горлу подступили слёзы.

— Ниа, послушай…

— Что?

— Я не прошу тебя простить меня, потому что сам я себя никогда не прощу. Но я хочу, чтобы ты попыталась… просто попыталась меня понять.

— Вы не обязаны ничего мне объяснять, — сказала Ниа, испуганная болью, прозвучавшей в его голосе, — вы сделали то, что считали нужны. А это только моё мнение.

— Для меня важно твоё мнение и твоё понимание. Выслушай меня.

Ниа молча села на кровать рядом с ним.

— Что ты подумала, когда впервые услышала мою фамилию? — спросил вдруг профессор Сатабиша.

— Что она странная. Я никогда раньше таких не слышала.

— Мои дедушка и бабушка родились в Нашире.

О такой стране Ниа тоже не слышала.

— Они приехали с восьмилетним сыном в Хатису, чтобы провести там отпуск. Море в Сайфе уже начало мелеть, но они почти целый месяц плавали и загорали на песке, который ещё не захватил весь город. А потом началась война. Взрыв, беспорядочные бомбардировки, страшные землетрясения, цунами… Нашира находилась на острове. Этого острова больше нет.

Бабушка с дедушкой пытались найти людей из Наширы, которые, как и они, могли бы спастись. Но мир, вернее то, что от него осталось, был охвачен паникой… Не дай бог нам ещё раз пережить это, — глухо прошептал он. — Им удалось найти лишь несколько человек, это были пожилые супружеские пары, решившие попутешествовать… Трудно представить старость более ужасную, чем у них… Бабушка с дедушкой умерли молодыми. Видевшие это не жили долго.

Мой отец тогда учился в университете. Он решил стать историком, чтобы хотя бы на бумаге сохранить память о нашей стране. На последнем курсе он познакомился с моей матерью. Она хотела стать археологом. Они вместе ездили на раскопки городов, погребённых под песками Хатисского моря. Кабинет отца был заполнен книгами и черепками. Я засыпал, положив под голову тома мировой истории, а моими игрушками были дощечки с письменами какого-то века до нашей эры. Ещё тогда меня заинтересовали значения таинственных знаков. Чтобы разгадать их смысл, я много учился. Сначала в Хатисе, потом в Алголии, Синистрии и других странах. Со временем песок начал убивать мою мать, и мы переехали в Синистрию.

Я был так занят учёбой и работой, что времени на любовь совсем не оставалось. И вот тогда я встретил её… Она работала в одной из библиотек, куда я пришёл за очередной книгой. Её звали Симирам. В переводе с синистрийского это означает что-то вроде «море в утреннем свете». Мою страну поглотил океан, а это утреннее море поглотило меня. Она была тихой и тонкой, как травинка в летнем поле. Она родила мне сына. Мы назвали его Энайд. На синистрийском оно означало «душа, дух».

Ниа знала это слово. В языке Аин оно стало значить просто «сын».