– Мне безумно нравится твоя любовь к собакам и очень жаль, что у тебя их не было, – и с драматизмом, который, как я уже знал, предназначался для произнесения особо важных слов, добавила: – Милый, мы просто обязаны завести собаку!

Меня не могла оставить равнодушным последняя фраза. Те м вечером мне удалось перенестись на много лет назад и почувствовать нежность, которую во мне вызывала сама мысль о том, что надо заботиться о ком-то, полностью от тебя зависящим, но с минимальными усилиями. Я спрашивал себя, не было ли это проявлением проснувшихся отцовских чувствам, вызванное окончательной зрелостью, достигнутой мной в тридцать лет.

Отвлекшись, я взглянул на Шанталь, которая пришла в юбке с умопомрачительным разрезом, и чьи глаза неизменно излучали чувственность, несмотря на то, что она была совершенно очевидно несчастна. Она подошла ко мне большими шагами с блуждающей улыбкой, которая все равно не могла скрыть ее поражения в борьбе за мужа. Марина обняла ее и принялась повторять что-то вроде: золотко, как же мне тебя не хватало, как хорошо, что ты здесь.

– Я порвала с Марко и приехала сюда, потому что я хочу вернуться в Рим. В самом деле, что мне теперь делать в Милане? – сказала она в ответ, придавая разговору мрачноватый оттенок.

Марина словно схватила меч и приготовилась к сражению:

– Ты была у адвоката? Тебе нужно подумать о том, как защитить себя.

Возможно, это была единственное, чего Шанталь не хотела слышать, и у нее не было сил сказать больше, чем просто «нет».

– Я все сделаю. Его нужно заставить платить тебе, золотко, он так обидел тебя, они не имели права смеяться над тобой. Я понимаю, любой человек может влюбиться, но как можно было держать тебя в неведении столько времени. Такие вещи, – говорит она, как бы предостерегая меня, – я лично презираю, те, у кого недостает такта и кто позволяет себе издеваться над другими, должны за это платить.

– Но, Марина, пойми, это все не так просто, это долгая и запутанная история, тянется она много лет… Прости, Андреа, вообще-то я не собиралась грузить всех своими проблемами.

– Да брось, ты, о чем речь, – ответил я, излучая полное понимание.

– Все равно, ты должна защитить себя, тебе следует запросить большие алименты, ты должна оглядеться и спокойно решить все, что касается работы. К тому же у него есть средства, и он должен взять на себя ответственность за содеянное, а ты, между прочим, поможешь ему повзрослеть. Я тебя умоляю, Шанталь, мы все взрослые люди.

– Да, Марина, я это понимаю, но я ничего от него не хочу, он не может дать того, что мне нужно.

– Это так, золотко, но это уже не важно, ты должна думать о будущем, ты должна думать о себе, доверься мне… Завтра я дам тебе телефон адвоката моей матери, очень хороший адвокат, он скажет тебе, что делать. Вспомни, Шанталь, ты многим пожертвовала из-за него в профессиональном плане. Твои страдания должны быть вознаграждены в любом случае.

Шанталь смотрела в другую сторону и не ответила, когда Джанпаоло подошел поздороваться. А я не мог не заметить хватку и жесткость Марины в вопросе о разводе.

13

К семи мы должны были пойти в бельгийское посольство на коктейль. Меня пригласили вместо начальника, и я был счастлив пойти туда с ней. В первый раз в жизни я был счастлив оттого, что я иду в сопровождении кого-то, что я иду не один. Мне очень хотелось пойти с ней.

Пойти на коктейль, где никого не знаешь и только малая вероятность, что с кем-то из приглашенных ты когда-то встречался, – до чего же это скучно! И до чего здорово пойти туда с женщиной, особенно если ты не хочешь ни с кем знакомиться и общаться. Ты можешь не делать ничего, что тебе не хочется, не боясь показаться дураком, не боясь ляпнуть какую-нибудь глупость, не ища повода завязать разговор и уже через несколько секунд понять, что говорить, оказывается, не о чем. Годы или даже десятилетия назад казалось, что от этих встреч есть толк, потому что ты мог раздобыть важную для твоей работы информацию, не прилагая никаких усилий. Теперь информация распространяется так быстро, что эти вымученные официальные тусовки не нужны, здесь уровень обмена информацией стремится к нулю. Мелькаешь на них, потому что это входит в твои обязанности. Впрочем, мне льстила мысль пойти туда с Мариной. Встреча с коллегами поможет мне почувствовать себя этаким светским львом, довольным жизнью, особенно если рядом будет женщина, которая из кожи вон лезет, чтобы выглядеть элегантно и достойно. Кроме того, я заметил, что мир посольских коктейлей и ужинов не оставлял Марину равнодушной, хотя она пыталась изобразить обратное. Но она невольно выдала свой интерес однажды, когда я услышал ее разговор с друзьями.

Но мы так и не пошли в бельгийское посольство. Жалко, с их террасы открывается прекрасный вид на римский форум, но жалко не только поэтому. Нет, не поэтому. На следующий день между мной и Мариной произошло нечто очень важное. Нечто, чего я не ожидал, чего я даже представить себе не мог, нечто, что попало в самое яблочко, в ту часть меня, которая в тот период моей жизни определяла мой выбор.

Именно эта часть заставила меня неожиданно бросить Бенедетту и лезть из кожи вон, чтобы затащить в постель Марту. Эта часть вела себя так, будто до тридцати лет я спал, а теперь только проснулся. Теперь я должен был наверстать упущенное, прежде всего, упущенное время. Именно из-за этого я не пошел на прием в бельгийское посольство, а направился в магазин на бульваре Реджина Маргерита,[37] хорошо известный мне с детства, потому что дом моей бабушки стоит как раз напротив, и когда я был маленьким, я часто разглядывал его витрины вместе с бабушкой, дедушкой или тетей. Я никогда не ходил туда один, с двумя из них или со всеми вместе. Любоваться витринами этого магазина можно было только с одним сообщником. Иначе это было бы все равно, что громко кричать о самом интимном, стоя на людной площади. Все бы стали обсуждать, спорить, перебивая друг друга. А потом все равно пришли бы к одному и тому же: мечтать о том, что выставлено на витрине, не надо. Поэтому эта тайна должна была принадлежать только двоим.

В тот день мы не стали нарушать традицию. Перед витриной мы стояли вдвоем, я и Марина, в одежде для коктейля. На мне был серый костюм, белая сорочка с запонками, галстук в тон, начищенные ботинки. На ней облегающее длинное платье, оранжевое с отливом, сшитое из дорого льна, который она привезла из Индии. Очень элегантное, обтягивающее, но не вульгарное. На обнаженные белоснежные плечи была накинута жемчужно-серая шаль. Умело нанесенный макияж, подчеркивавший цвет глаз, делал ее лицо еще нежнее. Она сама меня сюда привела, не сказав, куда мы идем, и предупредив, что меня ждет сюрприз. «Сюрприз, – сказала она хорошо поставленным голосом, теплым, но на этот раз почти лишенным чувственности, иногда придававшей ее словам излишнюю слащавость, – которому ты будешь очень рад». О том, чем был для меня этот магазин, как я ходил сюда с бабушкой, дедушкой и тетей она, конечно, не знала.