Именно поэтому ее утренний вопль, от которого у меня заложило уши и загудело в голове, мутной после предыдущей ночи, показался мне звуком из другого мира. В первую минуту я даже не мог сообразить, где именно я нахожусь. Затем, повернувшись к противоположной стороне кровати с еще наполовину соображающей головой, я увидел перепуганную Марину – по щекам текли слезы, а руки натягивали на грудь одеяло. Она смотрела на меня, как будто бы что-то случилось, я ничего не понимал, пока она не сказала мне: Гроза, я очень боюсь грозы, пожалуйста, закрой окна, там молнии, мне страшно, одновременно она тянулась, чтобы обнять меня, мешая мне закрыть окно и продолжала плакать.

Я замешкался, плохо соображая, что происходит. Потом сжал ее в объятиях, чувствуя, как она свернулась у меня на груди, пытаясь не слышать шума грозы. Мне вспомнилась ее нелюбовь к зонтам, но я все равно не смог ничего понять. Потом она шепотом рассказала мне, что когда умер мой отец, дождь шел день и ночь, а когда его увезли, мама положила меня спать в их комнате. Потому что сама не могла там находиться.

– Вот черт, неужели?!

– Да, но мне было хорошо там, казалось, что он рядом. Но грозу я с тех пор переношу плохо и всегда закрываю ставни. Дождь все шел и шел, а может и не шел, но мне так казалось. Я рассказывала это своему психоаналитику, но он объяснил мне, что существует механизм отдаления, который и заставляет меня закрывать окна. Сказал, что могу и дальше закрывать окна, ведь это не трудно. Классный ответ, правда?

– Извини, я не хочу показаться банальным, но не будет ли лучше для тебя, если ты наконец избавишься от страха перед дождем?

– Андреа, все намного сложнее, ты же знаешь!

– Да, но ты не можешь жить в постоянном страхе из-за того, что может пойти дождь?!

– У меня уже все прошло, я люблю тебя, а остальное неважно… а ты?

– Да ладно, это тут причем?

– То, что ты меня любишь, всегда причем, давай поговорим о чем-нибудь другом, погода вроде проясняется.

Казалось, Марина освободилась от чего-то. Будто бы ее болезнь незаметно перешла ко мне. Казалось, она полностью переродилась. Плач, мелодрама, разыгранная передо мной – как будто бы всего этого не было. Мы быстро сходили в душ и переместились в бар на площади под домом, и когда она с неизвестно откуда взявшейся энергией набросилась на круассан, она показалась мне совершенно другой. Я спрашивал себя, был ли это очередной спектакль или мое почти нотариальное заверение в любви примирило ее со всеми страхами. Я смотрел на нее и видел, что она стала другой, но при этом не перестала мне нравиться. Ее радость, была, как всегда, заразительной.

– Андреа, на следующей неделе, в среду вечером у моих друзей свадьба, не хочешь пойти со мной?

Я был совершенно растерян. Складывалось ощущение, что моя власть над ней – или мне это казалось? – к этому моменту перестала быть такой очевидной, как раньше. Я не понимал, о чем она думает.

– Послушай, это будет очень красивая свадьба, торжество будет проходить на потрясающей вилле на Аппиа Антика,[33] там мы сможем поразвлечься, потанцевать, как вчера вечером, а сегодня моя подруга Алессандра, которая, кстати, и подруга Валерии, пригласила нас на ужин, я рассказывала ей о тебе, и теперь она тоже хочет с тобой познакомиться, она и ее друг – они очень милые, скорее всего Джанпаоло тоже придет, ну давай – почти детским голосом – соглашайся!!!

– Я согласен, – сказал я, хотя и с самого начала не собирался отказываться.

Почему? Наверное, я понял, компания ее друзей гораздо шире и разнообразнее моей, которая к тому же была настроена не слишком дружелюбно ко мне после разрыва с Бенедеттой. Не то чтобы мне недоставало этих друзей, этих испорченных детишек, единственной целью которых было удержаться на уровне жизни не худшем, чем у собственных родителей. В общем, дети важных родителей и сами становятся такими, как и дети адвокатов, врачей и инженеров. Это такое наследственное свойство, коренящееся в отсутствии смелости, которое вполне можно понять. Но как же далеки они от моего воспитания, намного более свободного – из-за невнимания, из-за того, что мои так решили, из-за того, что не могли и не умели иначе. У меня в жизни было куда больше трудностей.

Вообще-то кроме Луки, еще одной пары и несколько коллег, у меня было много знакомых, а настоящих друзей не было. Марина, наоборот, с маниакальным упорством держалась за круг друзей, который она почти нечеловеческими усилиями поддерживала всю свою жизнь. Я замечал, что ее мобильный телефон звонит во много раз чаще, чем мой. А она всегда была готова справиться, как продвигается такое-то дело или решается такая-то проблема ее дальнего родственника, с которой он столкнулся тысячу лет назад, а она, Марина, как-то к этому причастна. Ее энергия поддерживать все эти контакты была абсолютно противоположна моей лени созваниваться с теми, кому еще приходило в голову звонить мне. В те редкие моменты, когда я понимал поведение Марины, я не мог не заметить ее желания знать, с кем я общался до нее, хоть оно и было выражено максимально деликатно.

И вот, широко улыбаясь идеально накрашенными дорогущей помадой губами, этим утром она лепечет: «Милый, – она стала так меня называть после признания в любви предыдущим вечером, – я не хочу, чтобы ты думал, что наше время захватили мои друзья, я с радостью познакомлюсь с твоими!». Казалось, что она была немного раздражена моим согласием на ужин с Алессандрой, которое я, должно быть, озвучил без должного энтузиазма. На самом деле, как выяснилось через некоторое время, именно так выглядела ее типичная защитная реакция. В переводе это означало приблизительно следующее: Тебе что, не нравятся мои замечательные друзья? Ты не считаешь, что они лучшие в мире? Ну ладно, давай посмотрим, что там у тебя. Это было искусным лицемерием – одним из ее лучших приемов: обронить фразу голосом, начисто лишенным агрессии, явно показывая свое неподдельное любопытство по отношению к неведомой ей части моей жизни.

Не могу сказать, что был готов дать ответ – я не в первый раз пытался ответить на подобный вопрос. И я по привычке, да, по привычке, стал вести себя, как человек, который пытается оправдаться: Ты должна понять, что в моей жизни произошли определенные изменения, я разорвал некоторые контакты и завязал другие, но если тебя интересуют именно друзья… – Потом, прячась за профессиональные ограничения, я призвал на помощь некое обвинение – необъяснимо, но это было именно обвинение. Понимаешь, с этой работой тебя все время мотает по миру, теряешь друзей, нет, сейчас стало легче, все-таки есть электронная почта…