В ответ Алек смеётся, его смех злой и надменный.

— Очаровательна, как всегда, — едва ли не под нос себе говорит он, пока не повторяет уже для меня: — Очаровательно наивна. Неужели, после всего случившегося ты ещё не поняла, что нет того, кому можно было бы стопроцентно доверять? — Его взгляд колется, когда он смотрит на меня. — Знаешь, в одной книги по психологии я как-то прочитал, что чувство самосохранения — это самое главное, что должно присутствовать у любого живого существа, и если его нет у кого-то, то это уже не нормально. Порой, мне кажется, что у тебя оно не просто отсутствует, а что ты его сама исключила из своей жизни.

Я могу парировать ему абсолютно тем же: уж, кто-кто, а Алек Белинский точно никогда не был знаком с этим чувством, вечно первым ныряя с головой в самое дерьмо, что можно только представить. Но я не делаю этого, мне хочется показать, что мир не делится только на чёрное и белое, как он его видит.

— Я могу доверять тебе, Алек.

Я вижу, как он мгновенно смягчается, хотя и старается не дать понять мне об этом.

— Это совсем другое, — говорит он чопорно, словно если позволит себе больше, то его образ крутого парня будет потерян навсегда.

— Бесспорно, это совсем другое. Но ты так и не услышал в этом главное. У меня есть чувство самосохранения, вот почему я предпочитаю ехать с тобой в логово смерти, а не полагаться на кого-то, из-за чего постоянно буду ощущать себя бременем и рваться к одиночеству, тем самым подставляя всю безопасность к чертям. Плюсом, не сходить с ума всё это время, гадая, увижу тебя ещё или нет. Это особенно сложно, потому что, зная себя, в девяносто процентов исхода, я бы ехала сейчас за тобой, одна или ещё лучше с голубоглазым, потому что уверена, никто, кроме него, не вызвался бы идти против тебя.

Следует продолжительная, убийственная тишина. Алек смотрит на дорогу с одним единственным проявлением эмоций: хмурая складка не сходит с его переносицы, становясь всё глубже и глубже, но в итоге он заговаривает. Его ответ умещается всего в одно слово:

— Хорошо.

Узел с шеи резко спадает, это не просто согласие, он наконец принимает все мои доводы. Кто бы мог подумать, что дышать станет неожиданно легче. Но я могу расслабиться, именно с этого момента он по-настоящему перестаёт искать способы избавиться от меня.

Три часа молчания.

Я бреду за Алеком по заснеженной автозаправке, где мы остановились заправить бензина, кутаясь носом в воротник куртки. Воздух здесь стоит влажный и обжигающий, температура падала по мере того, как мы отъезжали всё дальше и дальше от города в степные, пустынные местности, пока не замерла на одной, совсем не внушающей оптимизма минусовой цифре. Останься я в жилетке, мои руки уже бы отвалились от холода. Не говоря уже о том, чтобы бродить в таком виде по лесу, пытаясь не выдать нас звонким стуком зубов. И я снова злюсь на Алека, что он настолько предусмотрительней меня.

Во всём.

Меня нервирует даже то, что это он посылал угрозы взглядом, когда уточнил, когда я последний раз ела, а не я сама задумалась, отчего в последние несколько часов так кружилась голова. Я просто не предавала этому значения, занимая мысли лишь тем, что понятия не имею, как действовать, когда мы доберёмся до места.

Алек достигает входа кафе и, остановившись, оборачивается на меня, дожидаясь, пока приближусь. Он открывает дверь, пропуская меня первой, при этом не спуская с меня взгляда, от которого уже хочется сбежать, насколько он не посилен для выдержки моей нервной системы.

Возможно, мне так и следовало бы сделать: развернутся и удрать восвояси, дабы избежать муки его настойчивыми глазами. Не было и секунды, когда они не говорили бы мне, что я ввязалась в плохую авантюру.

Но, как и прежде, я игнорирую каждое послание: я здесь, чтобы хотя бы раз доказать ему, что не всегда создаю неприятности.

На парковке стояло всего две машины, одна из которых была наша, поэтому не удивительно, что зал абсолютно пустой, кроме двух девушек-сотрудников, находящихся за стойкой. Стоит оказаться внутри, как я забываю, что долгое время не могла думать ни о какой еде, впервые чувствуя желания заткнуть сосущую воронку у себя в желудке. Это все магия фастфуда.

Серьезно, с того момента, как мы зашли, и я почувствовала запах, все мысли о том, как зубы вгрызутся в мягкую булочку саба. Мы продолжаем бойкот на общение, когда делаем заказы, и продолжаем молчать, уже сидя за столиком. Алек первый расправляется с едой, сразу начиная что-то рассматривать в телефоне и о чём-то серьёзно раздумывать.

Я не тороплюсь, медленно жую, смакуя удивительное сочетание вкусов начинки и горячего, сладкого латте. Смотрю в большое окно, наслаждаясь спокойствием природы. Тихо. Мне не мешает даже бурчание телевизоров, показывающих один и тот же фильм со всех ракурсов.