— Я? — пролепетал антиквар. — Когда?

— В наш первый визит! — рявкнул Камиль. — Прекрати притворяться!

— Я не притворяюсь, господин! — казалось, еще немного и антиквар разрыдается. — Старческая память дырява, а язык болтлив. Мало ли что может с него слететь? — заныл. — Дайте камень, принц.

Камиль смотрел на лежавшую перед ним маку и думал, что может схватить её и выйти из лавки. Но что дальше? Масок в сейфе, считая с этой, будет только десять. А ячеек в подставке, как и камней в ожерелье неведомой Королевы — тридцать девять. Старик может просто закрыть лавку и никогда больше не впустить его.

Владелец яхты вынул из кармана полотняный мешочек. Он не видел, как изменяется лицо антиквара во время его раздумий. Как из испуганного становится самодовольным.

— Верное решение, — уже улыбался старик. — Тем более, что маска не сработает, если её похитить. Нужно обязательно заплатить. Заплатить тем, что хочет продавец, поторопил: — Ну, давайте камень, господин!

Камиль перевернул мешочек, из которого на грязный прилавок выкатились не один, а сразу три рубина.

Увидел жадно сверкнувшие глаза антиквара уже протянувшего руку к камням.

Отделил один, а остальные упрятал обратно.

— Оставьте все, принц! — скунодил антиквар. — Я потороплю мальчишек! Уже через неделю еще две маски будут у вас!

— Через неделю не будет здесь меня, — проговорил Камиль. — А мальчишек поторопи. За масками придет мать моего друга. Впрочем, она уже бывала в этой лавке.

— Да-да, — закивал старик, — я помню госпожу. Мне ведь все равно, кому отдать маску. Лишь бы получить взамен камень.

Камиль вынул кусок тонкого шелка. Завернул маску и передал охраннику, который бережно упрятал её в кейс.

Адиль не имел понятия о том, зачем хозяину нужны вот эти изделия, такие необычные и даже страшные на вид. Но матушка велела полностью подчиняться приказам хозяина. Не пытаться что-то узнать или выпытать. Сказала, что он узнает обо всем, когда придёт время.

Адиль, которого с младенчества воспитала чернокожая женщина, привык ей всегда и во всем доверять. Ведь это именно она посоветовала юноше наняться на «Марию» в любой должности и постараться быть как можно ближе к владельцу яхты.

Катер привез Камиля и его охранника к борту «Марии» незадолго до сумерек.

По довольному лицу друга Раджаб понял, что сделка состоялась.

— Передай матушке, — владелец яхты протянул другу полотняный мешочек. — Нкозана в этот раз то ли расщедрился, то ли обсчитался.

Перевел взгляд на охранника:

— Можешь ехать с капитаном. Проведай семью, — протянул руку за кейсом. — Жду вас обоих на борту через три дня.

— Ох, что-то не хочется мне оставлять тебя одного, — пробормотал Раджаб.

— Не говори глупости! — Камилю не терпелось остаться наедине с маской. — Кто посмеет проникнуть на яхту?! Кто осмелится замыслить дурное против меня?! Того, кто обеспечивает незабываемые развлечения и путешествия элите Торса-ле-Мар?! — поморщился. — Садитесь в катер. Скоро стемнеет, и маломерным судам запретят передвижение вблизи берега.

Раджаб и Адиль быстро сбежали по трапу в покачивающийся на волнах катер. Вскоре послушался шум мотора, и судно направилось к берегу.

Велев стюарту заварить и принести в каюту чай, Камиль наконец-то остался один. Дождавшись, пока доставят напиток, наполнил чашку и сел в кресло у стола. Развернул шелк ткани и снова с недоумением уставился на маску, в очередной раз акцентировал внимание на странности изделия.

Впрочем, выбора не было. Камиль, воспользовавшись автоматикой, задвинул жалюзи на иллюминаторах. Запер дверь каюты, лишив возможности открыть её снаружи. Залпом выпил начавший остывать чай и, как всегда, приложил артефакт тыльной стороной к лицу, отдавшись во власть легкому покалыванию в коже и небольшому головокружению, сопровождающими перемещение в Махтанбад.

Жрец появился в Махтанбаде еще во времена правления отца Камиля, лет десять тому назад. Он пришел в рубище дервиша и попросил убежища в городе, ссылаясь на гонения. И падишах, пожалев убогого и безобидного на первый взгляд старика, разрешил ему остаться.

Для дервиша выстроили дом у самой кромки джунглей. Место для дома он выбрал сам, говоря, что устал от бесконечных блужданий по пустыне. Жены в силу возраста ему было не надобно, а потому никто особо не задумывался и не приглядывался, чем же занят старик дни и ночи напролёт.

Дервиш любил приходить на рыночную площадь. Заговаривал то с одним торговцем, то с другим. Рассказывал какие-то сказки о никому не известных землях, где живут и процветают те, кто предпочел служить и молиться духам огня, а не жить в вечном страхе перед духами пустыни. Его прогоняли и над ним смеялись.

И он уходил. Не обижаясь, а только улыбаясь, словно маленький ребенок. Вскоре на дервиша перестали обращать внимание. Как не обращают на безобидного безумца.

***

Так было до того дня, когда в Махтанбад снова не прискакал гонец с просьбой о помощи.