— Я знаю это. Понимаю… Но люблю-то тебя!

— Да… то есть нет. То есть сказала…

— Тогда до свидания, малышка, — сказал он и направил коня прочь.

Едва волки во главе с младшим скрылись вдали, как я побрела в ставшую любимой ольховую рощу. Слёзы душили, и хотелось выть. Я требовала от Йана слишком многого, а ведь он всего лишь просил не торопить его. Или вовсе не хотел любить? С чем он так яростно сражался, и что скрывал Ульф? Мне казалось, будто между нами стоит нечто прочное и холодное, вроде того айсберга, о котором рассказывал Йан. Вероятней всего, это были мои поблекшие, но не выцветшие окончательно страхи, ведь старший и правда был хорошим человеком и ничего дурного не замышлял.

Трусливая. Требовательная. Самовлюблённая. Такой меня считали в Городе Невест, и, кажется, они были правы. Я разрыдалась, точно зная, что меня никто не видит. Я отдала свою судьбу в руки мужчины, и он даровал мне прекрасный новый дом, спасая от унылого и бесцельного существования. Почему же я не могла найти в себе силы принять стремительный поток судьбы и просто плыть по течению? К чему снова создавала проблемы, которые не могла решить? Признаться Йану в любви было важно, но зачем я пыталась заставить его признаться в ответ? Хотя разве такого упрямца заставишь…

Я вздрогнула от внезапного прикосновения к плечу: рядом в траву присел старший.

— Не сердись на Йана, — сказал мужчина. — На самом деле он тобой дорожит.

Он всё понимал. Он знал мои чувства. Он был вовсе не каменный.

— Прости меня, — выговорила я, утираясь — За холодность. Прости, что я хочу от тебя открытости, а сама не могу открыться…

— Почему ты боишься меня, сааф?

Я всхлипнула, услышав это нежное прозвище. Что оно означало?

— Я не знаю, — тихо отозвалась я, пытаясь унять слезы. — Я, наверное, не привыкла… И Йан…

Ну зачем я снова разрыдалась? Теперь-то он точно посчитает меня капризной особой, которой сколько ни дай — всё равно ещё попросит! Однако Ульф не ушел. Он ещё несколько мгновений сидел рядом, а потом вдруг просунул руки и поднял меня, прижимая к груди.

Я уткнулась носом в его щёку и почувствовала слабую цветочную нотку, которую заглушал аромат хвои и тёплых камней. Меня пронзило странное чувство тревоги и покоя, которое необъяснимым образом воспламенило какие-то древние инстинкты. Может, это чаща так действовала? Мог ли лес научить меня особой мудрости? Я была бы рада, если бы Ульф заявил свое право на близость, и был настойчив, жёсток и решителен. Пусть он примет решение за нас обоих.

— Ну вот, хотя бы плакать перестала, — сказал он, когда мы вошли в освещённый лунами двор. — Ты просто не дави на Йана, и не проси признаться в своих чувствах. Ему нелегко.

— Почему? Из-за меня? Мне так стыдно за свой страх! Я даже не мечтала о том, что буду жить в подобном месте, с такими людьми, как вы все…

Ульф донес меня до спальни, и, только закрыв дверь, сказал:

— Йан не хочет повторения прошлых ошибок. Однажды он открыл свое сердце, но счастья не обрел.

— Вы были женаты! — удивленно воскликнула я. Можно было сразу догадаться, что я не стала их первой женщиной.

— Да. На девушке из рода Лисиц. Её звали Такэйл, и нам с Йаном казалось, что мы обрели истинное счастье.

— Что произошло? — взволнованным шёпотом спросила я, не готовая к такой правде.

— Такэйл сбежала с одним из волков на восток, подальше отсюда. Они хотели отплыть на Совиные острова, но мужчина, Тирэ, погиб в схватке с медведем (зверем, а не одним из Белых наших побратимов). Такэйл вернулась домой, но по пути подхватила опасную болезнь, от которой скоропостижно скончалась. — Он посмотрел в сгущающуюся тьму. — Мы тогда едва смогли сохранить мир с Лисами. Непросто объяснить родителям, что их дочь презрела брачные клятвы и покинула родные земли, даже не попрощавшись с ними.

— Вы любили ее? — тихо спросила я.

— Да. И, хотя она не испытывала к нам глубоких чувств, но была верна. — Он посмотрел мне прямо в глаза: — До того мгновения, пока не встретила своего человека. Поэтому я был против снова брать жену, опасаясь, что ситуация повторится. Я привык терпеть любые физические страдания, но оказался не готов к предательству, даже несмотря на то, что она обрела своё счастье. — Он вздохнул и поправил падающие на глаза волосы. — Йан зол на Такэйл до сих пор, а я простил. Всякий имеет право испытать судьбу, побороться за счастье. Для каждого есть своя дорога, Нуала. Брат сказал, что больше не позволит себе слабостей, но привёз тебя, чем несказанно удивил меня.

— Ты не знаешь, что будет, — нахмурился он. — Такэйл предоставила нам множество доказательств, но ей было недостаточно простого домашнего уюта. Она всё рвалась странствовать, а мы сдерживали — из любви, из боязни потерять. Наша страсть была взаимна, и нам было хорошо вместе, но без прочного чувства брак становится не более чем грузом. Такэйл могла бы и дальше нести его, будь она спокойной и рассудительной, но предпочла безумную свободу и — как итог — смерть. Не знаю, — продолжил он задумчиво, — возможно, мы с Йаном сами виноваты: либо не дали ей того, что необходимо, либо, наоборот, избаловали своим вниманием.